понял, – вдруг оживился мальчик, и глаза его осветились вдохновением. – Сейчас мы замутим такой пейзаж, что Шишкину и не снилось…
Лида улыбнулась, поднялась и пошла к окну, за которым по-прежнему валил снег, предмет всех сегодняшних разговоров.
Глядя на белую кружевную завесу за окном, она вдруг вспомнила школьные уроки физкультуры. Зимой они проходили в парке, среди густых черных елей и высоких мачтовых сосен. Однажды она сломала лыжу и плелась в школу пешком, то и дело соскальзывая с лыжни и проваливаясь в глубоком снегу. Уже смеркалось, весь класс давно сдал спортинвентарь и отправился домой, а она все никак не могла преодолеть эти проклятые два километра по пустынному парку. Измученная, продрогшая, она едва не плакала от обиды. И вдруг впереди замаячила фигура лыжника. В синеве сумерек она не могла разглядеть, кто движется ей навстречу. Почему-то стало страшно. Это нехорошее чувство усиливала глухая тишина парка, изредка нарушаемая скрипом деревьев. Лида затравленно оглянулась, но вокруг никого. А лыжник приближался. По высокой фигуре она поняла, что это парень или молодой мужчина.
Решив, что будет изо всех сил кричать и звать на помощь, она остановилась.
– Воронцова! – позвал парень, не доехав до нее десяти метров.
– А? Это ты, Женька? – сдерживая радость, откликнулась она.
– Ну! Ты чего застряла? – подъезжая, спросил он.
– А я лыжу сломала, – внутренне ликуя, объяснила Лида.
– Ну, ты даешь, Воронцова. На ровном месте… Ладно. Что с тобой делать-то?
– Не знаю, – растерянно пожала она плечами.
– Короче, так. Надевай мои лыжи, а я пешочком по холодочку.
– Неудобно как-то.
– Неудобно на потолке спать. Давай сюда ногу, помогу крепление приладить.
Воскресив в памяти этот эпизод, она переживала неповторимые мгновения счастья и одновременно досаду на себя. Даже не поблагодарила парня за рыцарский поступок – на прощание бросила: «Пока!» – и с независимым видом пошлепала восвояси. Дуреха!
Вздохнув, Лида отошла от окна и посмотрела на ребят. До чего благодатная для глаз учителя картинка! Старательно и вдохновенно трудились ученики над своими шедеврами. Кое-кто даже кончик языка высунул, а Рита Кошкина испачкала гуашью свой вздернутый носик и, не заметив оплошности, продолжала рисовать. Сказать ей об этом?
– Эй, Кошкина, – вдруг пробасил Эдик, – ты заодно и щеки покрась. Клевые маски-шоу получатся.
Настя прыснула и начала ладошкой стирать краску с носа недоумевающей Риты.
В перерыве Лида вошла в кабинет Инны Ивановны.
– Проходите, Лидия Петровна, присаживайтесь, – миролюбиво пригласила Веселкина.
Внутренне собравшись, Лида приготовилась к самому худшему.
– Не люблю длинных предисловий, – начала Инна Ивановна, – поэтому сразу же скажу, о чем пойдет речь. Дело в том, что от родителей поступила жалоба…
У Лиды оборвалось сердце. Господи, какая жалоба?
– Одна
