было хорошо вдвоем. Тесно прижимаясь друг к другу, они с азартом выбирали очередной товар, споря и нападая, передразнивая и смеясь.
Покупатели обращали внимание на веселую парочку, но не осуждали, а сочувствующе улыбались – уж очень мило и непосредственно вела себя изящная шатенка, а спутник, высокий импозантный мужчина, смотрел на нее с нескрываемой любовью. Редко увидишь такую симпатичную, хотя и не очень молодую влюбленную пару.
За окном плавно кружились большие косматые снежинки. Было что-то новогоднее, праздничное в этой картинке.
Анита смотрела на медленно падающий снег и ощущала внутреннюю легкость. Душа хотя бы недолго, пусть несколько минут, отдыхала от постоянной боли, ставшей для нее неотъемлемой частью существования.
Боль неразделенной любви! Разве она отпустит?
Глядя на причудливый танец снежинок, девушка представляла себя Снегурочкой. В голубой атласной шубке и белых сапожках она выходит на середину зала, к нарядной елке, и все сотрудники, собравшиеся на корпоратив, восторженным ревом приветствуют ее, а затем все вместе зовут Деда Мороза.
Она даже зажмурилась, почти воочию увидев эту сценку. До чего хороша она в голубом наряде, как стройны ее ноги, обутые в длинные сапожки, как игриво вьется по спине нежно заплетенная коса, а кокошник, сверкающий крупными стразами, красиво обрамляет ее белое с тонким румянцем лицо.
И вся эта сказка ради одного-единственного человека. В сущности, не нужен ей ни корпоратив, ни елка, ни ресторан. Он и только он один, самый любимый человек, может сделать ее счастливой, подарить радость и смысл бытия.
В приемную ворвалась разгневанная Селедкина, менеджер из отдела внешних связей, и, закатывая глаза, истерично завопила:
– Нет, я так больше не могу! Меня, значит, опять в ближнее зарубежье, чтобы ему провалиться совсем, а разлюбезного Тунсена, этого непроходимого тупицу, третий раз в Лондон!
– Ирина Васильевна, успокойтесь, пожалуйста. Опять давление подскочит, – увещевала Анита.
– Да как мне успокоиться, как? Моя квалификация пропадает даром, язык забывается – кому он нужен в Средней Азии – и вообще страдает мой имидж, мой уникальный стиль работы, мой опыт, наработанный годами. Ведь я не с улицы сюда пришла. Меня, можно сказать, выманили из гнезда. Да еще какого! Сам Прозоров, когда узнал, сожалел о моем уходе…
Отхлебнув чая из вовремя подсунутой помощницей директора чашки, Селедкина слегка поостыла.
– А почему вы считаете Тунсена тупицей? – поинтересовалась Анита.
– Потому что он тупица, – упрямо талдычила кустодиевская дама, мягко колыхаясь всем своим сдобным телом.
– Зато у него ливерпульское произношение и европейская фамилия, – брякнула, не подумав, Анита и тут же пожалела об этом.
– Что?! – выпучила бледно-зеленые глаза Селедкина и едва не задохнулась новой вспышкой гнева. – Произношение? Да кто тебе это сказал? Сам тупица Тунсен? У него смесь нижегородского с тамбовским, вот какое
