трёхдневные слушания в Мюнхенском суде по поводу жалобы в нарушении достоинства Баллерштадта. На том суде Гитлер выступил с почти трёхчасовой речью, в которой развернул программу национал – социалистической партии. Теперь действительно партии. Его слушали. Им восхищались. О нём писали. Какое прекрасное начало…
Гитлер захлопнул книгу. Слова, слова… Кулак, вот самый верный аргумент. В двадцатом с Баллерштадтом дискутировали, а в тридцать четвёртом расстреляли.
Господи, почему так тяжело на душе? Почему Ева не хотела, чтобы он ехал сюда?
Гитлер присел на кровать. Всё складывается не так, как того хотелось бы. Обречённость. Это слово неотвязно следовало за ним по пятам. Оно преследовало его. Оно не давало ему спать по ночам. Оно сковывало всё его существо. Оно медленно, но верно убивало в нём лидера. Впервые обречённость он почувствовал месяц назад.
6 июня, рано утром Линге разбудил фюрера, сообщив о том, что его срочно просит к телефону Йодль. Сообщение потрясло, несмотря на то, что все последние дни ожидания были связаны с этой новостью. Доклады Риббентропа, Гиммлера и Йодля строились вокруг одной темы. Англо – американцы начали вторжение во Францию. Через полчаса Кейтль и Йодль прибыли в «Бергхоф» для доклада. Гитлер успел взять себя в руки и настроиться на рабочий лад.
– Мой фюрер, – начал йодль, разложив на мраморном столе карту Атлантического побережья с нанесёнными на ней военными и населёнными пунктами. – К югу от Гавра десантные суда высадили войска. – докладчик провёл тоненькой указкой по карте, – Вот здесь. Их атаки во многих местах отбиты. Однако, в тылу наших войск сброшены парашютисты. На данный момент определить, где находится центр тяжести десанта пока трудно. Но, с полной уверенностью, можно сказать, оперативная внезапность противнику не удалась. Десант высажен там, где он нами и ожидался.
Гитлер окинул карту взглядом, выпрямился и взволнованно произнёс:
– Господа. Я рад, что англо – американцы решились, наконец, высадиться во Франции и именно там, где мы их ожидали. Посмотрим, что будет дальше.
В последующие дни Гитлер не придавал особого значения событиям во Франции. И не потому, что всё его внимание сосредоточилось на Восточном фронте, в связи с боями, развернувшимися на участке группы армий «Центр». Он ждал, что, вступив в войну, и, потерпев первые поражения, американцы предпримут попытки для ведения переговоров. Прошёл месяц. Но никто никакой инициативы не предпринимал. А после 25 июня, когда Хойзингер на очередном совещании доложил, что русские прорвали фронт и глубоко продвинулись на северо-запад, к югу от Витебска, и что они начали интенсивные атаки по всему фронту группы армий «Центр», а в некоторых местах опрокинули фронт, Гитлер понял: на переговоры с ним, по крайней мере, в данных условиях, вряд ли кто согласится. С того времени рейхсканцлер впал в полную апатию. Главнокомандующий стал избегать встреч с генералами. Всё
