было плохо видно. Подъехав вплотную к изгороди постоялого двора, не слезая с коней, застучали в ворота. Лазарька Тимофеев крикнул: «Эй, хозяин, выходи!» – и сильно постучал рукоятью плети по воротам. Ответа не последовало. В доме как будто все вымерло, только где-то внутри двора, тявкнув, протяжно завыла собака.
– Может, мы не туда попали, – высказал предположение один из казаков.
– Эй, хозяин, принимай народ на ночлег, – рявкнул во всю свою глотку Лазарька.
В одном из маленьких окон постоялого двора вздули лучину и замелькал огонек. Заскрипела дверь, на крыльцо прошаркал небольшого роста сгорбленный мужчина и крикнул хриплым голосом: «Кто там так поздно? – и пробурчал: – Шатаются тут всякие тяпоголовы».
– Не боись, хозяин, открывай, не тати мы, а донские казаки! Открывай, хорошо заплатим, – ответил Лазарька.
Горбатый подошел к воротам, вгляделся в путников и, убедившись, что это, действительно, казаки, сказал:
– Только, казачки, пуховых перин вам не обещаю, припо зднились вы, ребята, все места в ночлежке заняты, но крепкое вино будет и поесть найдем, сегодня только скотину освежевали.
– Открывай, хозяин, что уж там! Было бы где прилечь да охапка соломы. Мы не бояре, переспим, а то, что винцо есть и закуска хорошая, за это заранее спасибо, при расчете не обидим.
Хозяин резко выдернул закладку в воротах, отгоняя лающих псов и, прежде чем впустить казаков во двор, потребовал:
– Плату, казачки, вперед, а то, кто вас знает, может, у вас ничего нет.
Лазарька запустил руку за пазуху, достал объемистый кожаный мешочек с серебром и бросил:
– Держи, хозяин!
Горбун ловко поймал подачку и, ощутив ее внушительный вес, хмыкнул, потоптался на месте, молвил:
– Однако, казачки, у меня для вас кое-что найдется для ночлега, и спать вам будет любо-дорого.
– Что ж, хозяин, коли любо-дорого, то возьми-ка еще, – и подал горбуну горсть серебряных монет, которые звякнули в его жилистой руке.
Хозяин и вовсе засуетился, повел казаков в отдельное строение, где разинцы расседлали лошадей, задали им корм, только после этого, захватив с собой четыре сундука, отправились утолять свой голод. Вскоре они сидели в просторной горнице постоялого двора, хлебали варево с мясом, иногда прикладывались к чарке забористой анисовой водки.
Горница была просторная, рубленная из толстых бревен лиственницы. Дощатый стол, за которым сидели разинцы, был крепок, словно сделан на века. Посреди стола горела, помигивая, сальная свеча.
Хозяин тут же крутился около казаков, заглядывая им в глаза, стараясь удовлетворить их желания в еде и питье. Потом горбун подсел к ним за стол, налил себе чарку водки, выпил, не закусывая, утер рукавом губы и заговорил:
– Это откуда ж вы, казачки, путь держите?
– Мы, хозяин, издалека, ажно с самой Астрахани, со станицей к нашему государю Алексею Михайловичу. А послал нас в Москву атаман Степан Тимофеевич Разин, –
