бы вошел в нее; и голова моя закружилась, и я на минуту сознание потерял.
Нечто похожее происходит со мной и теперь в каком-нибудь знаменитом музее мира. В обморок я там, конечно, не падаю, но больше получаса ни в одном музее не выдерживаю. Вне зависимости от его громадной мировой известности. Мне достаточно увидеть один или два шедевра, чтобы насытиться, что называется, под завязку. Вся наша группа давно уже в других залах, а я выхожу на улицу и в ожидании группы пью чай или кофе… Пусть лучше другие картины я вообще никогда не увижу, чем вот так, с туристической скоростью, пронестись по всей экспозиции. Художник для того и творит, чтобы в его шедевр проникали, а не проскакивали вдоль и быстро.
Но возвращаюсь в темноту подвала под нашим блочным пятиэтажным домом. В ту, в которую погружался во время далекой детской игры.
С улицы, залитой солнцем, входишь в кромешную тьму и сначала даже своей руки не видишь. Слепой как крот. А потом глаза привыкают. Ты уже не крот, а кошка. Зрение обострилось. Буквально через несколько минут. И начинаешь различать тени, серые, нечеткие тени. Они бесшумно движутся, куда-то пропадают, вновь появляются. Это меня просто завораживало. Я вижу в темноте! Счастьем было ощущать это. Живой театр, и все загадочные роли в нем тени играют. В прятки, в жмурки или в казаков-разбойников.
«Быть может»
Влюблялся в первом-втором классе страстно, полностью и безоглядно. Так, по-моему, взрослые не влюбляются, как я в начальной школе. Моя страсть не определялась красотой «объекта вожделения». Только успехами в освоении знаний. Проще говоря, я влюблялся только в отличниц. Не во всех, а в одну. Помню белый бант и идеально выглаженный фартук. Мне почему-то казалось, что только так и должна выглядеть моя любовь. Она должна быть самой прилежной, самой вежливой и самой успевающей по всем предметам исключительно на одни пятерки. Полученная четверка накала чувств не снижала. Тройка приводила к некоторому разочарованию. Двойка являлась чем-то невероятным и вообще не рассматривалась как крах моих высоких чувств. Мне и в самом кошмарном сне такое не могло присниться. Ничего подобного. Тем более что наяву ни двоек, ни троек она никогда не получала.
Потом постепенно стали совмещаться внешность и хорошая успеваемость. Я всех, в кого влюблялся, помню по именам, и фамилии тоже не забыл. Их не было очень много. Одна или две. Одну звали Зоя Одношивкина. Худая как спичка. Очень звонко смеялась и, кажется, в меня влюблена совсем не была. Твердая хорошистка по всем предметам.
Потом была Таня Осипова. Это уже в старших классах. Это я ее в восьмом классе впервые в жизни, страшно стесняясь, пригласил на танец. Она мне не отказала и даже немного сама меня вела, хотя я неплохо умел танцевать.
Тогда не говорили «у него с ней роман», или «он за ней решил приударить», или, как сейчас, «залайкались». Тогда говорили «он с ней ходит». Это означало, что у них что-то вроде любви. Они
