в воздухе.
– Бей, бей, насмерть убивай! – глядя мужу в глаза и утирая струившуюся по щеке кровь, отвечает Настя.
Семён заёрзал по скамейке:
– И убью, убью, подлюку!
– Мама! Ма-ма-а-а! Убегай от него, убегай! – заливаясь слезами, кричит Лёшка.
Костыль летит в мальчонку, сбивает его с ног. С душераздирающим криком падает Лёшка на пол. Настя хватает сына в охапку, выскакивает на улицу.
Темно в хлеву. Прижавшись к матери, хнычет Лёшка.
– Не плачь, Лёшенька, не плачь. Больно тебе, да? Ну ладно, не реви. Заживёт всё до свадьбы, – шепчет Настя, а у самой слёзы катятся по щекам, попадают в кровоточащую рану.
– Я не плачу, мама. А тебе тоже больно?
– Нет, Лёшенька, не больно. Ты посиди тут, а я пойду посмотрю, наверное, Мишутка с Танюшкой проснулись –ревут, – Настя целует Лёшку в вихрастую голову и выходит.
Неделю не появлялся после этого Семён дома. Несколько раз заходили соседи:
– В Марьине твой Семён, схлестнулся там с Нинкой Кашиной, мотаются по деревне пьяные в доску.
Каждый приход соседей вызывал у Насти отвращение ко всему. Надоела, опротивела жизнь собачья. «И за что мне такие муки, Господи? Нет, уж лучше умереть, чем жить так», – думает Настя, укачивая дочь.
В памяти восстанавливаются годы совместной жизни с Семёном. Пятнадцать лет назад румяной девушкой стояла она под венцом. Тревожно и радостно билось сердце – впереди было много неизвестного, загадочного…
Серый осенний день унёс из жизни первенца. А потом страшное: «Война». Семён вернулся с фронта без ноги. С этого-то и начались невзгоды: запил, опустился Семён.
Далеко за полночь ввалились в избу мужики. И снова Семён водки потребовал, костылём замахивался.
– Хватит, помучилась, натерпелась! – крикнула Настя и выскочила в сени.
Тёмное небо с крупинками звёзд спокойно висит над землёю. Только восточный край неба над лесом, за рекой, посветлел. Тишина. Спит уставшая за сенокосный день деревня. Только из их дома несутся пьяные голоса, мат.
– Разгулялись. Ну что же, гуляйте, пейте, никто не помешает вам, – шепчет Настя, и обида всё больше и больше сжимает горло. Гулко стучит кровь в висках, сердце рвётся, старается выскочить из тесной груди.
Чёрная лента реки искрится звёздами, и видно, как гаснут они одна за другой. Прохладная вода лижет Настины ноги, ласкается. Верёвка падает на прибрежную песчаную косу. Настя идёт за камнем. Там, на перекате, их много.
Вода на перекате журчит, вспыхивает светлячками. Вода с камня струится, течёт по телу, пронизывает его холодом. Один конец верёвки привязан к камню, второй плотно обвился вокруг шеи. Тяжелы шаги. Сколько их до Бабьего омута? Тридцать? Триста? Каждый шаг – капля холодного пота. Каждый шаг – год прожитой жизни.
Вода у противоположного берега черна, а здесь, у склонившейся ивы, ловит алые блики. Светает. Уже отчётливо видны кусты, разбросанные по берегам.
Ещё
