бывшим, (как его назвать – "свой-бывший"?) три года назад. Устала от него. Всё надоело. Он стал чужим. Поначалу это чужое, инородное интриговало её, но по мере узнавания, превращалось в скуку. Она бы раньше с ним простилась, но долго жалела его.
И в интимной жизни – ничего радостного. Ей даже не нравился его мужской орган. Длинный и тонкий – это неправильно. Иногда ей случалось больно, но в целом её организм приспособился. Нет, приятное тоже случалось, но не особенно. Длинное тонкое – главное черта его образа: такой же нос и такие пальцы, такие волосы и подбородок. Надо было раньше расстаться. Или вовсе не сходиться.
Она не хотела рожать от него малыша – подобного малыша. А он хотел ребёночка, хотел семью. Быть может, ему нравилось, как она за ним ухаживает, что у неё в доме порядок и что она не ворчливая.
В его влюблённость невозможно было поверить (трудно поверить в то, что никак не выражается). А он однажды к ней силой пристал. Презервативы побоку – ребёночка давай! За грудь туго брался долгими пальцами компьютерного клавиатурщика. К утру, уставшая от борьбы и досады, она взмолилась ему в ярости:
– Да отстань ты от меня со своим пенистым пенисом!
И тогда он встал и ушёл. Насовсем. Она даже зауважала его. Ни звонков с упрёками, ни визитов с разборками. Приехал потихоньку за вещами, когда она была на работе, забрал несколько личных предметов и растворился.
Как-то не так надо было расстаться: на основе разума, а не оскорбления.
Мужчины – тоже обидчивы. А в некоторых областях – болезненно обидчивы. Жаль, что так получилось. А вообще – неизбежно.
Он не любил мыться, оправдываясь тем, что в нашей воде много хлорки. Волосы тоненькие, прямые, масляные. Вид всегда неприбранный и какой-то шалый. Трудно было увидеть его зрачки: Вадик душою всегда отсутствовал. Наверно, скучал по компьютеру. Однажды он разозлился, и тогда она увидела его зрачки, но это были просто две чёрные дырочки (след дырокола, как бы поставленный в роддоме при рождении.)
Она не понимала его программирования, этого умственного призвания и страсти к абстрактному. Лена мыслит живыми и целыми образами. Ей не даётся формально-последовательное, схематическое, дробное мышление, да и просто наводит уныние. Правда, в науке часто встречаются задачи подобного характера, но эти задачи она кому-нибудь поручает: просчитать, соотнести, занести в таблицу… В его компьютерном мире ей было смертельно скучно. Всем виртуальным красотам и выкрутасам она предпочла бы грязную лошадь.
Он курил. Она не курила. Он совсем не любил алкоголь. Она могла с удовольствием выпить вина, однако сильно не увлекалась, боясь, что любовная страсть развяжется в ней и потащит в неожиданную сторону. Она себя караулила.
А потом три года одиночества.
– Я немножко была замужем, – наконец ответила она, – Без детей и чего-то общего.
– Ну, значит, не больно. Вам повезло. Обычно гормоны плетут из наших судеб отвратительные кружева, – тихо сказал он и подвинул к ней своё пирожное.
Ей понравилась его манера говорить. Произнося
