тебе виноват, – раздраженно отвечаю я, разгоняя малышей и пробираясь к подушкам. – Встать можешь?
Он с трудом поднимается, но я не могу понять, из-за падения ли или просто потому, что двигаться без труда в этой куче подушек невозможно.
– Я упал на каменный пол – и вот, – говорит Фредрик, задирая штанину. Колено сильно ободрано.
– Потому что нечего было прыгать, – с досадой отвечаю я. – Идем к крыльцу, промоем твою рану.
– Понеси меня, – жалобно просит Фредрик.
Несу, разумеется. Что мне остается делать.
Я сажаю его в садовое кресло, стоящее посреди двора, велю ждать и иду за пластырем. В туалете как раз прибирается Кикки.
– Неужели так сложно купить пластырь, – ворчу я.
Пластырь давно закончился, а Агге всё никак не закажет новый. Она не любит тратиться на доставку, поэтому заказывать нужно сразу много, а нам пока ничего больше не надо. Сейчас, когда двор полон бесящихся детей, к которым, я надеюсь, хоть Тессан вышла, меня очень возмущает необходимость тщетно перерывать все коробки в поисках пластыря.
– Возьми вон тот, – советует Кикки, кивая на рулон бесклеевого пластыря.
Самое бесполезное изобретение человечества, по-моему. Но ей я этого не говорю, а с трудом отрезаю кусок. Там не только сам пластырь дурацкий, он еще и снабжен якобы удобным режущим бегунком, который абсолютно не режет.
– В каждом рюкзаке есть маленькая аптечка, если что, – говорит Кикки.
– Да ладно, сойдет, – отмахиваюсь я.
Я не хочу сейчас бежать через все здание за рюкзаком.
– А что случилось? – наконец спрашивает Кикки.
– Да Фредрик, – все так же раздраженно отвечаю я.
Мочу водой одноразовую губчатую салфетку, после некоторых колебаний беру еще одну салфетку и выдавливаю на нее пару капель антисептика.
– Может, чему-нибудь научится, – говорит Кикки, изображая злодейский хохот.
– В том числе, – уклончиво отвечаю я. На самом деле она совершенно права, антисептик мне исключительно для этого.
Когда я выхожу во двор, Фредрик все еще сидит в кресле. Вокруг собрались любопытствующие. Я разгоняю их и начинаю промывать рану водой. Кровь проступает снова и снова. Фредрик взволнованно указывает мне на это, но я успокаиваю его:
– Это потому, что кожа содрана. Ничего страшного. Больно?
– Нет.
– Сейчас будет.
Я меняю салфетку, но Фредрик не реагирует.
– Больно? – снова спрашиваю я.
– Нет, – беззаботно отвечает он.
– Странно, должно быть больно, – говорю я, комкая салфетку и прижимая ее к ране другой стороной. Куда же подевался антисептик?
Решив, что не судьба, я даже радуюсь, что мой садистский фокус не удался, и пытаюсь приладить к колену дурацкий пластырь. Он, разумеется,
