из таких же древних валунов, что и безвозвратно разрушенный землетрясением мост. Стена вплотную примыкала к острым скальным обрывам, величественно возносившим вершины к самым облакам. Серые плиты древней дороги серпантином спускались в котловину, исчезая в больших сводчатых воротах, пробитых в стене. Над таинственным городом висело чуть заметное марево не то испарений, не то некоей дымки, и дома его, зубчатые башни и залитые солнцем площади с резкой чересполосицей теней чуть заметно дрожали, не давая глазу ухватить деталей. На улицах, которые отлично просматривались сверху, было кое-где заметно движение жителей, но опять-таки – видимо, из-за той же дымки – невозможно было разобрать, чем эти жители заняты и что именно делают.
– Люди! – облегчённо вздохнул Бека. – Значит, и мы не пропадём. Если, конечно, они не людоеды какие-нибудь.
– Не людоеды, – возразил Робин. – Людоеды бы тут друг друга давно пожрали. Людоеды – они одиночки…
Однако он никак не мог выбросить из головы встреченный ими растерзанный караван. Ведь должно же было существовать что-то, что столь жестоко расправилось с мирными путниками?
– Назад пути всё равно нет, – ровно напомнила Глендавейн.
– Да уж, – пробормотал Робин. Он тронул коня и первым принялся спускаться с перевала вниз.
Вблизи стены выглядели ещё более внушительно. Они нависали над дорогой, подавляя идущего своей циклопической монолитностью, которую беспощадное время сохранило нетронутой с неведомо каких веков. Граф даже поёжился, представив, как бы он планировал, например, осаду этой твердыни – и с удивлением обнаружил, что ни одной дельной мысли и близко не проскочило у него в голове. Цитадель была неприступна.
Что самое странное – никто и не собирался охранять городские ворота. Собственно, никаких ворот и в помине не было, не было башенок с бойницами для ближнего боя, не было и опускающейся в проходе толстой железной решётки, не было даже элементарной стражи у входа – не было ничего! И тут в третий раз графа кольнуло предчувствие, да так сильно, что он не сумел сдержаться, ойкнул и ухватился за седло, чтобы не упасть. Во рту было горько, голова кружилась, а в ушах – то ли порыв ветра был виноват, то ли шальная птица крикнула, пролетая, но в ушах его явственно прозвучали слова, сказанные безжизненным, пустым голосом:
– Не ходи туда.
Да что же это такое?! Если это и в самом деле Пах так о нём печётся, то почему бы ему, Паху, не пояснить толком, чего он добивается, а ещё лучше – просто пособить путешествующему воину побыстрее добраться домой? Или это и не Пах вовсе?
– Ты чего, граф? – всполошился Бека, взглянув на побледневшее лицо Робина.
– Ничего, – медленно ответил Робин. – Ничего. А только нам туда нельзя.
– Ага, нельзя, значит, – повторил Бека и как-будто даже успокоился. – Ты, граф, точно уяснил, что нельзя? У тебя что, опять предупреждение?
– Да.
– Вот оно как. Крепко, похоже, тебя кто-то опекает… Ты смотри, будь осторожнее, а то как бы нам
