усмехнулся вторично, на этот раз горько и зло. Да, его отец был запойным пьяницей и бросил их с матерью. А мать…
Есть старый грязный анекдот. В баре пьяный спрашивает официантку: «Ты кто – «б» или «ц»? Та отвечает: «Нет, я «щ». Пьяный чуть не падает с табурета: «Это что значит?» Официантка режет его серпом по яйцам: «Блядища!»
Когда Фреду стукнуло восемнадцать и он поступил на курсы косметологов-визажистов, где стал получать что-то вроде стипендии, его блудливая мать сказала ему: «Привет, Фреди!»
Мамаша умотала из Вольнореченска на страшно огромном дизельном грузовике с рослым усатым водилой-дальнобойщиком, от которого за версту намахивало дерьмовой палёной водярой и гнилью неухоженных зубов. Этот урод поделился добычей со многими своими товарищами. При полном её согласии мать Фреда пускали по кругу, угощали «пирогом с пальчиками» и поили водкой до полной потери сексуальных желаний. Но об этом Фред, занятый устройством собственной жизни, так никогда и не узнал.
И слава Богу.
К восемнадцати годам Фред сам был уже давно не «ц», а «к» – то есть порядочным котярой, кобелиной и киником. Он учился на косметолога в салоне пройдошливого этнического немца Эмки Айзеля, а в свободное время увлекался фотографией. В заведение Айзеля девушки и женщины всех мастей шли буквально косяком, так что у Васнецова всегда имелись широкие возможности для новых, ни к чему не обязывающих знакомств.
Фред назначал клиенткам свидание и приводил их в оставшуюся ему от непутевых родителей двухкомнатную хрущобу. В одной из комнат – той, что побольше, – стояли фотоаппараты на штативах, парочка «бэушных» софитов, примитивный задник на металлической рамке. Для начала выпивались две-три бутылки дешёвого сухого вина, затем начинались съёмки. Вскоре промискуитетная, как правило, модель и молодой, но очень ранний фотомастер с неизбежностью оказывались на бугристом диване, причем Васнецов не обязательно располагался сверху.
Девицы были наглы, самоуверенны, развязны. Только один раз Фреду пришлось расстёгивать ширинку самому – они всегда с радостью делали это за него. Глупость похотливых телок не знала предела, она была бездонна, как финансовая пропасть, в которую словно в страшном сне бесконечно падал Фред.
Постепенно Фёдор Станиславович Васнецов превращался в закоренелого циника. На свой девятнадцатый день рождения он затащил в пропахшую развратом «фотомастерскую» бабёнку лет под тридцать с арбузными грудями и мощными, крутыми ягодицами, имея вполне определенные планы использования этих её выдающихся частей. Но повалившись на холмистый, как и упившаяся до «засветки плёнки» пассия, диван, передумал и, изменив способ совокупления, кончил тугой, как сосиска черкизовского мясокомбината, брюнетке прямо в затейливую прическу, которую несколькими часами ранее сам же и «завизажировал» в салоне Эмки Айзеля.
Несмотря на чрезмерно живой характер, Васнецов
