проблем с памятью обращались. И за содержимое карманов распишитесь.
Я расписываюсь, при этом принимая из конечностей полицейского маленький пакетик, в котором лежат, кажется, несколько монет, ключ и потёртый смартфон с разбитым экраном. Интересно, был ли он разбит, когда меня забирали? Не помню, как и всё остальное.
– Всё, вы свободны, – говорит существо и вдруг придвигается ко мне своей огромной головой. Между его жвал что-то шевелится, издавая шипящие звуки, похожие на шёпот: – Мужик, я бы на твоём месте скорее валил, пока начальство не передумало. Глухарей-то у нас всегда хватает…
– Спасибо, – говорю я и как могу быстро двигаюсь к выходу.
– Живёте-то где, помните? – кричат мне вдогонку.
– Да, – почему-то отвечаю я, со скрипом отворяя тяжёлую дверь. Вылетаю на улицу и снова осознаю, что на мне нет ни ботинок, ни носков. На улице не жарко. Похоже, вечер. К тому же накрапывает мелкий дождь. Асфальт мокрый и неприятный. Я двигаюсь наобум. Подальше отсюда. Скорее. Где мои ботинки? Должно быть, оставил у Иванова. Нужно идти туда.
Иду, иду. Ковыляю. Ноги заплетаются. Синие сумерки, подрагивая, плывут мне навстречу. Кажется, я далеко уже ушёл. Иванов, Иванов… А где его кабинет? Останавливаюсь. Не знаю, где кабинет. Да и я сам непонятно где. Ноги мёрзнут от соприкосновения с холодными лужами. Хочется оторвать ноги. В смысле, от земли их оторвать и взлететь. Впереди автобусная остановка. Пустая. Под крышей не капает. Сажусь на слегка влажную скамейку, поджимаю ноги. Ловлю себя на том, что я только что сидел так же в «обезьяннике». Невероятная история. Она не могла произойти со мной. Может, мне всё привиделось? Не могу поверить, что попал в полицию. И тем более – что полиция может просто так отпустить. Даже не избили. А может, не помню.
Жёлтая виолончель. Жёлтая виолончель. Я не могу сидеть тут вечно. Я хочу есть. Хочу согреться. Что для этого нужно? Чтобы поесть, нужно купить еды. У меня есть немного мелочи. Но хватит ненадолго. А что дальше? Чтобы согреться, мне нужно найти мой дом. У меня наверняка есть дом.
Странно вот так, посередине жизни, ощущать, что не понимаешь, кто ты и откуда взялся. Должно быть, человечество в целом ощущало примерно то же самое, когда стало понемногу соображать. Пока люди бегали с палками за мамонтами и не имели времени подумать, всё было хорошо. Замечтался о смысле жизни – получил бивнем под ребро. Идиллия. А потом, когда стало чуть полегче, когда запаслись мясом на день вперёд, вдруг люди задумались – а мы кто? Откуда мы? Нас кто-то создал? Или мы сами из праха выползли? И появилось множество религий, теорий, возможных объяснений… Вот и я так же – могу о своём прошлом только гадать.
Жёлтая виолончель. Скоро будет война. С чего я это взял? Наверно, здесь много больных людей. У одного живот болит, у другого нога. Все чем-то недовольны. А виноват кто? Враг. Вон там, за бугром. Что за бред я несу? Бред, бред. Горшки. Вот горшки помню. Плывут вокруг меня. Корабль. Куда плывём? Наверно, как раз на войну. Вон и доспехи. Щит красивый, медный. На нём отчеканены две змеи. Одна скоро поглотит другую. А та – никак
