я. – Я пока ничего не понимаю.
Иванов шумно выдохнул, снова сел в кресло, оправил пиджак, снял очки. Его глаза стали подслеповатыми, немного жалобными. Он достал из кармана жилетки чёрный блестящий платок и протёр стёкла очков, а затем возвратил очки на переносицу.
– Я хотел бы разобраться в некоторых тайнах человеческого сознания, – сказал он. – Проверить кое-какие свои теории. Так получилось, что у меня сейчас нет подопытных, а на себе я больше экспериментировать не могу. Но давайте оставим эти ненужные подробности на потом.
Он посмотрел на меня в упор, словно ожидая согласия. Не дождался.
– Да заплачу я вам, заплачу! – отмахнулся он. – Завтра принесу деньги. Забыл сегодня. Не волнуйтесь.
– Хорошо, – согласился я, наконец. – А при чём тут ваша игра?
Иванов раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Он помолчал с минуту, порассматривал свою руку, потом снова поднял глаза на меня.
– Что вы знаете о Фрейде?
– Что его звали Зигмунд, – пожал я плечами.
– И всё?
– Остальное, что я о нём слышал, нельзя обозначить словом "знаю".
– Ладно, – Иванов нервно дёрнул головой. – Так вот – Фрейд видел в оговорках, описках и опечатках определённую работу подсознания. Ну, например, один мой друг сказал: "Скоро все женщины станут такими же, как собаки. И я лично ничего против не имею". Он хотел сказать "мужчины", но сказал "собаки". Потом я узнал, что незадолго до этого сосед отравил его собаку. Вы улавливаете мою мысль?
– Да, – я, конечно, понимал. – Я тоже знаю один такой случай. Один мой знакомый ветеран сказал как-то: "Я награждён орденом Кутузова посмертно".
– Ну и что? – нахмурился Иванов, в очередной раз поправляя перчатки.
– Через двенадцать лет он и правда умер.
Иванов молчал. Он опустил руки на стол и, словно внезапно затормозивший автобус, уставился прямо на меня. Взгляд был отсутствующим. Он думал. Затем вздрогнул, выйдя из оцепенения, и придвинул ко мне тетрадь.
– Вот, – его зубы снова притянули мой взгляд. – Запишите здесь, пожалуйста, ваши ассоциации к тем словам, которые я сейчас назову.
Он, видимо, прочитал на моём лице непонимание.
– Поясню, – он сделал неопределённый жест своей правой рукой, затянутой в латекс. – Вы не должны думать. Начинайте писать до того, как осознаете свой ответ. Прочитали слово – незамедлительно пишите первое, что приходит в голову. Ясно?
– Да. Писать чем?
– А, да. Прошу прощения, – Иванов извлёк из внутреннего кармана авторучку – чёрную, сверкающую, с металлическим никелированным зажимом. Протянул мне. – Записывайте. Замок. Грязь. Чудо. Поле. Скобки. Дерево. Хвост. Записали?
– Да. Можно начать?
– Конечно, – размашисто кивнул Иванов. – Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь.
Я начал набрасывать на бумаге слова, мимоходом бросив:
– Вы что, сидели в тюрьме?
Иванов
