я, но Тамковской приносят солянку, мне – всё мной заказанное, чохом, наши водки слиты в один графинчик, я забываю про обиду, разливаю, мы чокаемся, пьем, я погружаю вилку в залитый майонезом салат, Тамковская зачерпывает солянки, Извекович просит буфетчицу-официантку поторопиться с чаем, но тут Тамковская откладывает ложку, вытирает губы салфеткой и говорит, что Лебеженинов был оппозиционером умеренным, всегда говорил, что с властью надо по определенным позициям сотрудничать…
– Давайте не говорить, хотя бы между собой, о нем в прошедшем времени, – предлагаю я.
– Почему? – спрашивает Извекович. – Он, вы считаете, всё-таки воскрес? Восстал из мертвых? Ожил?
– Лебеженинов конечно не воскрес. Он не Лазарь и никто ему не говорил – встань и иди, к тому же – его закопали, а не положили в пещеру…
– Антона Романовича понесло, – говорит Тамковская, допивая коротким, птичьим глотком свою водку.
– Есть немного, – соглашается с нею Извекович: принесенный буфетчицей-официанткой чай светел и мутен, налив из чайника в чашку, Извекович переливает его обратно и горестно вздыхает.
Меня пробивает озноб. В придорожном кафе неуютно, дуют сквозняки, причем как-то хаотично, меняя направление. Я доедаю тефтели.
– И, тем не менее, вы склоны думать, что покойник ожил? – спрашивает Извекович. – Кто же он тогда? Вампир? Вурдалак? Вы в это верите или вы это знаете? Антон, пожалуйста, соберитесь!
– Я не разобран. Я компактен и боевит. А насчет вурдалаков-вампиров – это никак не связанно с нашей работой. Мы работаем в другой плоскости реальности, в другом слое. Между нашим и тем, в котором бродят ожившие покойники, есть лишь мостики, пути взаимоперехода, эти слои между собой не тождественны, наложить их друг на друга можно, но очень аккуратно, в такой момент и тот и другой становятся хрупкими…
– Антон Романович! Вас же просили собраться! – Тамковская наливает себе чаю, отставляет чашку.
– Нет, о наложении реальностей друг на друга и благоприобретенной хрупкости – неплохо, – говорит Извекович и интересуется – сколько мы ещё будем прохлаждаться?
5
Обед в придорожном кафе не проходит безнаказанным: Извекович ещё не успевает открыть дверцу Тамковской, а я уже взлетаю по ступеням крыльца, получаю направление от охранника-швейцара, оказавшись в кабинке лишь успеваю расстегнуться и плюхаюсь на сиденье унитаза. До сухости во рту, до черных точек в глазах, до дрожи хочется курить, а сигареты остались в сумке. Только зажигалка. Я откидываю её крышку, нюхаю фитиль. Запах бензина немного успокаивает. Тут в туалет кто-то заходит. Я слышу, как стучат по полу крепкие каблуки. Вошедший толкает соседнюю дверь, там ему что-то не нравится, он проводит ногтями по двери моей кабинки, берется за ручку.
– Занято! –
