пропустить.
– Этот очкастый «туберкулёзник» меня раздражает..
– Но почему? – обиделась я за Чехова.
Бурцева не ответила, но причина была мне известна.
Бурцевой не понравился рассказ «Ионыч». Произведение она не читала, но в классе шло обсуждение – Наташа внимательно слушала. Мы вместе возвращались домой. Бурцева напросилась ко мне в гости.
– Я вот, Гурь, не пойму, – заговорила Бурцева после третьей тарелки борща, – почему на мужика все накинулись?
– На какого мужика? – удивилась я.
– На Ионыча.
– Потому что он обыватель.
– А что это такое?
– Ну, когда человек скучно живёт, – корректно, чтобы не переходить на персоналии, ответила я.
– Ионыч не скучно жил! В карты играл. С друзьями общался. Богатый был. На тройке ездил. Это ж тоже самое, что сейчас «Чайка»! А что он не женился, это его личное дело, это никого не касается – потому что к богатым людям все липнут, все шестерят, а сами облапошить хотят – я это точно знаю: мне мать такие истории рассказывала! Просто Ионыч осторожный был, умный и осторожный…
– Жалко, что ты «Плаху» не читала – сказала Наташа.
Я рассказала, что помнила из «Плахи» – это произведение каждый будний день читал по центральному радио известный артист.
– Хорошо бы мне достался Онегин, Базаров и про волков! – размечталась Бурцева, уходя от меня за полночь.
На следующий день Бурцева вытянула билет: Онегин, Базаров и волчица в «Плахе». Удивлённая сильным выступлением слабейшей ученицы, словесница задала дополнительный вопрос про Анатоля Курагина.
– Откуда я знала, что это тот красавчик? – оправдывалась Бурцева. За устную литературу ей поставили «три». Теперь торжествовала стукачка Воробьёва. Злые языки утверждали, что Бурцева выбежала из кабинета в слезах.
– Эта дура очкастая! Весь год в одной юбке проходила! – кляла Бурцева словесницу – Сисек нет, а комсомольский значок нацепила. Она б на пизду себе ещё значок нацепила! – тут Бурцева осекалась, вспоминая, что отвозит в райком комсомольские взносы и прорабатывает на бюро «политически незрелых» и «морально неустойчивых».
И по сей день Бурцева возмущается несправедливостью экзамена. Я соглашаюсь с Наташей, поддакиваю, понимающе киваю, чтобы не обидеть.
Экзамен по литературе – это было второй раз, когда Бурцева плакала в школе. Первый раз она плакала, когда мы учились в восьмом классе. Плакала Бурцева после первой четверти. Ей и мне по физре вкатили четвертные пары. И я и она на физру не ходили. Физрук требовал посещать занятия в красных пролетарских трусах. А мы были согласны только на красные пролетарские тренировочные. Я стеснялась всей своей фигуры, я представить не могла себя в красных трусах – Бурцева стеснялась располневшей за лето жопы. Бурцева побежала разбираться к физруку: почему это? Ведь всегда ставили тройки! Ведь некоторым пацанам, которые тоже не ходили на физру, поставили тройки! От физрука Бурцева выбежала в слезах.
