style="font-size:15px;"> – Ты как попал в плен?
– Взят во время фуражировки вашими казаками. Подо мной убили лошадь.
– А императора своего любишь?
Тут немец не выдержал: он поднял к небу глаза и с каким-то особенным восторженным чувством произнес:
– О, кайзер!
Какой контраст с австрийцами, растрепанными, в расстегнутых грязных мундирах. Сапоги нечищеные, сами они немытые, нечесаные. Когда мы подошли к ним, они даже не встали.
– Я убил своего офицера, а сам сейчас же сдался в плен, – заявил один из них.
Какая гадость. Пропала всякая охота разговаривать с ними, и мы отошли в сторону.
Я получил официальное сообщение о направлении эшелона на австрийский фронт. Кажется, этой новостью все довольны. Хотя мы еще не были в боях, но слышали уже немало об обоих противниках и по чувству, свойственному всем людям: лучше, где легче, – мы поверили в благосклонность к нам нашей Судьбы.
Брест-Литовск.
Но что это? Не верим своим глазам: 4-я и 5-я батареи разгружаются. Эшелон встречает командующий дивизионом подполковник В. В. Попов.
– Да, да… Вы должны сейчас же выгрузиться. Бригада получила назначение в состав гарнизона крепости. Да, вот, действительно, сначала получили определенное приказание следовать на австрийский фронт, а сейчас неожиданное изменение. Видите ли, по словам коменданта станции, мы должны были проследовать через Брест двое суток тому назад, но так как мы опоздали, вместо нас двинули спешно 61-ю бригаду, бывшую в составе гарнизона крепости, а нас теперь ставят на ее место.
– Но ведь мы не опоздали: мы выехали точно по мобилизационному плану. О каких двух сутках они говорят?
– Да, конечно. Но спорить с ними не приходится – все равно им ничего не докажешь, и мы должны только беспрекословно подчиниться.
– А наша пехота?
– Дивизия прошла на австрийский фронт и, наверное, уже где-нибудь там дерется. Я, конечно, понимаю вас, и мне самому ведь тоже обидно быть зачисленным в какие-то гарнизонные крысы и просидеть здесь всю войну, в то время как другие будут получать там награды: ордена, чины. Да и неприятно будет после войны вернуться в кадровую бригаду: они, наверное, будут драть перед нами свои носы.
Разгрузились. Все смотрят хмуро, все недовольны.
– Да что же, ваше высокоблагородие, уж если воевать, так воевать, а то ни то ни се.
И дома свои побросали, и хозяйство, и семьи, а для чего? Без дела только будем время терять, все равно никакого неприятеля здесь не дождаться: далеконько неприятель-то, чай, не дойдет.
Так сетовали мои солдаты, пытаясь как бы убедить меня: авось командир похлопочет и нас пошлют дальше. Одни только лошади были довольны и не скрывали своей радости. Застоялись они в тряских, душных вагонах и видимо с большим наслаждением стучали своими копытами о твердую, упругую землю, когда везли наши пушки в отведенный для нашей стоянки лагерь из артиллерийских бригад.
Нет
