нервного замешательства и отчаянного бегства всегда как-то умеют приходить в себя, и, просидев еще некоторое время в захваченной им области, бесшумно вернулся к исходному положению. Кампания была закончена. Только на севере от Петрозаводска, вдоль железнодорожной линии, отдельные его роты еще продолжали партизанскую борьбу с большевиками. Но скоро и она затихла.
Второй раз Элвен Грейн попытал счастья осенью 1919 года в разгар или, точнее, к концу наступления Юденича на Петроград. Он вновь собрал свои легионы, численно более внушительные, чем весенние, и двинул их на юго-восток от Выборга в направлении на железнодорожную линию, идущую от Петрограда на Рауту вдоль западного берега Ладожского озера. Перед ним вновь стояла та же политико-стратегическая задача, которую ему не удалось осуществить весною: протянуть руку Юденичу, который уже находился в затруднительном положении под Царским Селом, путем диверсии на Петроград с северо-запада вызвать замешательство в рядах большевиков и таким образом воспрепятствовать переброске красных дивизий с финского фронта на южные петроградские позиции. А так как к тому времени, как мы в дальнейшем покажем, переговоры между Северо-Западным правительством и финляндским кабинетом об условиях вооруженного вмешательства Финляндии близились к благоприятному исходу (речь уже шла только о деньгах), то в задачи Элвена Грейна и его сотрудников входила еще попытка форсировать ход событий и создать в пограничном районе такое положение, при котором финские винтовки сами начали бы стрелять.
Но Юденич терпел поражение за поражением. Пали Гатчина, Красное Село, а затем и Ямбург. Финское правительство прекратило переговоры об интервенции. Вскоре и весь фронт Юденича распался. Тогда успокоился и Элвен Грейн. О нем больше не говорили. Его легионы были распущены. В Восточной Карелии установился «легальный» режим – в одном районе сидели большевики, в другом – самоопределившиеся карелы.
«Активисты», в общем, были очень влиятельны в Финляндии; они сидели в штабах регулярной финляндской армии, в администрации и имели в своем распоряжении целый ряд серьезных органов печати – как финской, так и шведской. Пропаганда, которую они вели в стране – конспиративно и легально, заметно давала плоды, и само собой понятно, что торгово-промышленный класс для важного успеха своего экономического обоснования необходимости интервенции пользовался «активистами» в самой широкой мере и всячески их поддерживал. Таким образом, к весне 1919 года, т. е. вскоре после появления английской, а затем и французской эскадр в Финском заливе и обострения боев на Эстонско-Петербургском фронте, в финляндском общественном мнении, по крайней мере, среди буржуазных слоев и интеллигенции, заметно стала преобладать идея вооруженного вмешательства.
Рабочие массы, естественно, не делали тайны из своего определенно отрицательного отношения к «активизму» в русском вопросе. Социалистическая партия, раскол
