не знали улиц, не знали, в какую сторону идти, был только адрес офиса, и мы остановили такси.
Над дверью офиса было яркими большими буквами написано АРМЕНИКУМ.
В конце коридора надо было пройти налево. Там находилась секретарша, которая попросила сесть нас на стулья, а сама ушла сказать Л.А. о том, что мы пришли.
– Проходите.
Его кабинет от этой комнаты отделяли две толстые двери.
– Здравствуйте, – мы вошли.
Геворкян был невысоким мужчиной лет пятидесяти. Взгляд черный и страшноватый. Хорошо хоть русский язык здесь почти все знают. Даже названия улиц написаны по-русски.
Многие люди, которые знают этого человека, – врачи, медсестры, – потом скажут о нем, что он очень, очень хороший. Наверно так оно и есть. Хотя у этого человека были и свои отклонения.
Мы с мамой не знали, останемся здесь или нет. Все зависело сейчас от того, какое я впечатление произведу на него. То есть всецело от него. Он попросил маму выйти и стал расспрашивать меня:
– Как ты заразилась?
– Через иглу.
– Сколько времени назад?
– Я точно не знаю, но узнали мы об этом почти год назад.
– Сколько уже не употребляешь наркотики?
– Два месяца.
– Понятно.
Ему было понятно, что фраза «завязала с наркотиками» здесь не уместна.
– Парень у тебя есть?
– Да, – сказала я.
Хотя смутно догадалась, что о Валике надо замолчать и надолго. Не из—за этого врача, хоть он и не врач был вовсе, он просто создал арменикум. (С ним работал его ближайший друг, но того застрелят позже в здании парламента, вместе еще с семью другими.)
Валик из моей жизни терялся.
Но я была с характером, причем с плохим характером.
Я просто не представляла себе, что останусь одна, и мной двигала надежда, что как-нибудь, когда-нибудь мы еще будем вместе. Не смотря на то, что уже два месяца не виделись. И свадьба наша должна быть со дня на день…
– Но ты же понимаешь, что больше с ним тебе встречаться нельзя. Я промолчала.
– Дай, я тебя осмотрю.
Я ж говорю, человек со странностями. На кой черт ему меня осматривать, если он даже не врач?
Потом он попросил:
– Позови мне мать, а сама подожди за дверью.
Мамы долго не было, а вернулась она вся в слезах.
– Ну что, мам?
– все хорошо, пошли.
– Куда?
– Вот, тут адрес, надо ехать туда, а потом в больницу.
Я обрадовалась и удивилась.
– Значит, он меня принял? А деньги? Он же просил двадцать тысяч?
Но говорили же люди, что он хороший человек. Забирал у людей столько, сколько у тех было.
– Он
