пришли. Зашли в здание, подошли к кабинету.
– Я вас здесь подожду, – сказал папа.
И остался за дверью.
Я с мамой зашла внутрь. Женщина, что разговаривала со мной по телефону, сказала мило:
– Здравствуйте. Проходите, садитесь.
Здесь стояли стулья.
Мама еще надеялась, но женщина выложила правду. Уничтожающую:
– У вашей девочки обнаружены антитела к вирусу СПИДа.
Замолчала. Все равно ей это приходилось делать не часто. Все – таки городок маленький, да и анализ сдает только каждый десятый. Поэтому она нам сочувствовала.
Мама остолбенела. Это было видно по ее большим глазам. Она сразу начала искать выход из этой ситуации:
– И что нам теперь делать?
– Ждать. Все—таки на дворе двадцатый век, должны ведь придумать лекарство.
Мой мозг ее слов не воспринимал, не верилось ни в какое лекарство и в то, что мы его дождемся.
Она нам выписала направление в нужный нам кабинет в больнице, где мне должны были выдать справку со словом «положительно».
Папа ничего не сказал, когда узнал. Все и так было понятно.
Все. Жизнь перевернулась. В раз. Или нет, не в раз. Я ее переворачивала 3 года, пока кололась. С 15 лет.
Конечно, я не думала, что я умру. А кто думает? Но и о том, что выживу, я тоже уже не думала.
Назад домой мы шли не по дороге, а через аллею, которая проходила вдоль половины города. Молчали, было холодно, мороз – 17 градусов. Следующая папина фраза предсказуема:
– Что б я имени Валик больше не слышал, – и он сцепил зубы.
А мне хоть плачь…
А в общем, какая теперь разница? Папа еще подумает и передумает. Ведь, кроме Валика у меня теперь во всем мире никого нет. Неужели же папа меня не пожалеет?
Дома достали из бара бутылку водки и сели на кухне за стол. Не выпить сейчас было нельзя. И мы выпили. После чего начали что-то чувствовать.
Мама боялась, чтобы я не ушла в себя. Она плакала и говорила, что она все понимает. Но и я должна понять, что умирать самому не так, как когда умирает твой ребенок.
Я попросила не говорить сестре. Но когда она пришла домой, мы все, конечно, были невменяемы, и она спросила:
– Что случилось?
Мама ответила:
– У Саши СПИД.
И выглядело это как-то по-киношному. Вся драматичность сложившейся ситуации.
Я вообще не понимаю, что обо мне думает моя сестра. Как она живет с такой сестрой, как я? В каком свете она меня представляет? И вообще, кто она – моя сестра? Как ей живется в ее шкуре?
Почему я – это я, а не, например, она?
Идиотские вопросы. На них никто и никогда не станет искать ответы, а мне интересно.
Утром папа принес мне трубку и сказал, извиняюще улыбаясь:
– Позвони Валику. Только, слышишь, Саша, не говори ему
