Еще в 4 часа утра он спрашивал у меня, что надо делать? и я отвечала, что надо купить сухой маковой соломы, и есть ее, с каждым разом все уменьшая порцию. Папа с мамой клялись, что сделают, как я говорю, потому, что сами они не знают, что делать. К врачам они обещали не ходить, потому, что там помощи нормальной, ясный пень, не найдешь.
Но когда дело дошло до дела – папа таки пошел к врачам. А я разочаровалась и поняла, что пережить мне придется все по полной программе.
Папа принес сибазон, я проглотила 4 таблетки. Так, не знаю для чего. Больше не хотелось, потому, что все равно не было смысла. Конечно же, это мне не помогло.
Мама, которая в отличие от вчерашнего вечера, сегодня мне очень сочувствовала, предложила мне съесть головку мака, оставшуюся после
Маковея в вазе. Единственную. Другие я съела когда—то.
Я ее сжевала, запивая водой, и кое—как затолкнула в желудок. А она такая, что никак не хотела проталкиваться.
Тут позвонил Валик. С ним разговаривал папа. Я теперь в счет не шла. Валик звонил именно папе. Он предлагал купить стакан соломы, чтоб я на ней спрыгивала. Папа сказал, что подумает.
Через какое—то время Валик пришел сам. Пока происходили все эти события, я не так обращала внимание на свою ломку.
В общем, папа открыл дверь, я маячила у него за спиной. Или, наоборот… но Валик посмотрел на отца и сказал:
– Я к вам.
Они закрылись на кухне.
Мной еще управляла надежда на то, что кто-то что-то придумает, и меня перестанет ломать.
Папа принес от брата две ампулы, как он сказал, с чистым наркотиком. Когда станет совсем уж плохо, мама мне уколет. Но что-то тут было не так, я чувствовала, и оттягивала момент, когда мне станет совсем плохо. Вот как на меня давил папа. Меня ломает, а я думаю, что мне еще не совсем плохо.
А в ампулах был просто аминазин. Для чего он? А для того, чтоб усмирить буйных. Но пока речь о другом. О том, что пришел Валик. «Заботился, беспокоился, и помог». Урод.
Хотя я ему никогда этого не сказала.
Он, наверное, шкуру свою спасал от гнева моего отца. Хотя на тот момент Валик еще лишь подозревал, что мой отец может.
Да, у папы были друзья даже в верхах милиции. Но что толку, если эти друзья, вернее друг, встретив как-то папу на троллейбусной остановке, просто спросил:
– Как там твоя дочь?
И все. А ведь знал и Валика, и о том, что я – его девушка. И только сказал:
– Если что – обращайся.
И на том спасибо.
Валик же на кухне объяснил папе, что никакой наркотик они мне не давали, а кололи просто чай.
Это мне понятно, что от чая я бы сдохла, но папа ведь мне ничего об их разговоре не сказал! А Валик еще и добавил, что и ломать-то меня не должно. Так, психологически. И после этого папа стал ко мне более жесток.
Еще против Валика ничего и забросить нельзя, ведь в наших кругах чаем мы называли просто слабый раствор ширки, но папа, наверно, понял
