со свежей порцией мяса. Было ясно: командир третьего эскадрона трезво оценил обстановку и решил не дёргаться попусту.
– Заходите, гости дорогие, – ровным тоном произнёс он, как будто действительно пришли званые и давно ожидаемые гости. – А чего это до зубов вооружились, будто воевать собрались? Здесь все свои! Давайте, ребята, поставьте что-нибудь веселое!
Последняя фраза была адресована двоим мужикам, застывшим у стоящего на сундуке граммофона. Одного, в яркой вышиванке, Семенов знал – это был Фёдор Горкин, ординарец Клюквина. Он схватился было за рукоять револьвера, но спокойствие командира, а может, в большей степени наведённое оружие и поднятая граната оказали своё воздействие, и он разжал пальцы. «Ангел смерти» быстро разоружил обоих, бросив выпотрошенные наганы под стол.
– Правильно! – в наступившей нервной тишине Семенов неторопливо убрал маузер в кобуру.
– Ну что, музыка будет, нет? – обратился Клюквин к замешкавшимся у граммофона бойцам. – Надо же гостей развлечь!
– Знаем, как ты гостей развлекаешь! – процедил Семенов. – Лучшего моего рубаку избили и ограбили! Сейчас я вам без музыки танцы устрою! Да под трибунал отправлю!
– Кого избили? – Клюквин изобразил полнейшее непонимание. – Кого ограбили? Федька, почему я не знаю?
– Да ничего особенного! – нехотя буркнул ординарец. – Поцапались ребята, потом сами разобрались. Всего и делов-то!
– Короче, давай сюда своих бандитов! – приказал Семенов.
Клюквин пожал плечами, кивнул Фёдору и тот вышел из комнаты.
– Садись, Ваня, поешь, – комэск-три широким жестом указал на обильный стол: картошка, жареное мясо, свежие овощи, соленья, хлеб, сало, кровяная колбаса…
– Хорошо живёшь! – заметил Семенов. Он сел к столу, но есть не стал, повернулся к своим:
– Поешьте по одному! Раз хозяин настаивает…
– Хорошее дело! – «Ангел смерти», не опуская нагана, схватил кусок хлеба, колбасу, начал жадно жевать.
– Мы и должны хорошо жить, – свысока ответил Клюквин. – Потому, что мы солдаты революции! Так, комиссар?
– Так, – послушно кивнул Дементьев.
Семенов ударил кулаком по столу – звякнули, подскочив, тарелки.
– Не так! Солдаты революции никого не грабят! И своих не бьют! Что вам мой Пшенкин сделал? Или он не боец революции?
– Это тот, который канаты ловко шинкует? – усмехнулся Клюквин. – Я смотрел. Ай-яй-яй. Вот шельмы! Теперь, Ваня, я понимаю, отчего кипит твой разум возмущённый! Но не портить же всем настроение из-за мелочей! Давай, Три Пётра, заводи музыку!
Граммофон кашлянул и затянул блеющим голосом: «Плачь, цыган». Сидор глянул на брата и нагайкой сбросил звукосниматель с пластинки, музыка смолкла. Так и сидели в молчании. Клюквин выпивал и закусывал, тискал свою красотку, иногда бросая
