них кончилась, что если удастся уцелеть, надо будет как-то по-новому устраивать свою жизнь. И оба надеялись, что после победы все должно перемениться к лучшему, пусть не сразу, не на другой день, но все равно и обязательно, потому что народ, вынесший такую страшную войну, испытавший столько горя и понесший такие потери, заслуживает лучшей доли. История России и других государств давала им разные примеры такого улучшения народной жизни, и им очень хотелось, чтобы эти примеры говорили не о случайности, а о закономерности.
Пивоваров и Гаврилов внешне резко отличались друг от друга: один высокий и медлительный, другой почти на голову ниже, непоседливый и взрывной. Когда выпадало свободное время, они отходили в сторонку, и было видно, как невысокий, но вытянутый в струнку Гаврилов мечется вокруг высокого и сутулого Пивоварова, рубя воздух руками, сжатыми в кулаки.
О чем могут спорить два бывших офицера и на почтительном расстоянии от других бывших же офицеров? О чем могут спорить два бывших офицера, если другие бывшие офицеры не только ни о чем спорить не желают, но и перекинуться двумя-тремя словами на темы, не относящиеся к службе, к обыденным нуждам и потребностям, считают непозволительной роскошью?
И однажды к ним подошел невзрачный человечек и, пристально глядя на испачканные глиной носки сапог Гаврилова, произнес безразличным голосом:
– Смершевец велел узнать, о чем вы говорите. С вашего разрешения я передам ему, что вы обсуждаете возможность существования жизни на других планетах солнечной системы. Извините. – Повернулся и побрел к остальным.
Пивоваров посмотрел вслед маленькому человечку, помял шершавый подбородок, поморгал глазами, продолжил прерванный разговор:
– И все-таки плен, как неизбежное зло всякой войны, никогда и ни в какой армии не считался позором, а тем более преступлением. Даже у нас в гражданскую. Вспомни! А если взять «Слово о полку Игореве»… Да что там говорить!
– Ты не знаешь, что это за сморчок такой? – пропустил мимо ушей рассуждение Пивоварова Гаврилов. – Странный какой-то тип. Его как бы и нет, а стоит оглянуться – всегда рядом, всегда смотрит под ноги. Я, например, глаз его не видел… Из рядовых, что ли?
– А-а… Говорят, офицер, из пограничников, – ответил Пивоваров, думая о своем. И уверенно заключил: – Все мы здесь, Алексей Потапыч, странные типы. Ты не находишь?
– Нахожу. Только, знаешь, пошли к остальным. А то и правда… как-то…
– Боишься?
– Боюсь, – признался Гаврилов. – Боюсь, что не дадут умереть с оружием в руках. А умереть за колючей проволокой… Я, знаешь, о чем мечтаю? Смешно сказать: в первом же бою раздобыть пистолет, чтобы он всегда был при мне, чтобы в случае чего… – Помолчал, усмехнулся, признался: – Хотя, если вспомнить, как меня брали в плен, то и пистолет не помог.
– Да, ситуации бывают самые неожиданные, – согласился Пивоваров, вспомнив свое прошлое.
Этот разговор случился у них совсем недавно – каких-нибудь пять-шесть дней назад. После предупреждения
