ко мне.
Я – избу заскочил, да и дверь – на засов!
Слышу: рубят. Ну, думаю, вот она, – смерть.
Вижу: к окнам бегут. Ставен нет уж почти.
Я взмолился опять: «помоги и спаси!»
Вдруг выходит из кухни седой старичок.
Я-то думал, что дом обгорелый, пустой.
Удивился, что кто-то ещё тут живёт.
Говорю: «Как мне скрыться, отец, помоги!»
«Встань под образом! – тут мне старик приказал.
Да смотри, ни гу-гу! Стой, как будто и нет!
А потом ты отсюда к Ветлуге беги!»
Только он мне сказал, только в угол я встал
Под икону, да замер, едва и дышу,
Как в тот миг с треском дверь-то снесли уж совсем,
Да и в окна залезли два дюжих бойца.
Я стою перед ними открытый в углу:
Вот, берите живого! Уж сердце зашлось…
Но смотрю, они, словно не видят меня,
По избе-то шныряют туда да сюда,
Удивлённые: где, мол, я спрятаться мог?
«Видно, раньше в окно он, стервец, сиганул!»
Походили, потыкали всюду копьём
И ушли. Поискали вокруг, у избы,
Да совсем удалились, спеша к остальным.
Только тут я опомнился, деда ищу,
А его нет нигде. Я и вспомнил тогда,
Что его и при них-то уж я не видал,
И они-то его, как меня, не нашли.
Только тут и дошло до меня, что ко мне
Сам Никола угодник пришёл, чтоб спасти.
Огляделся, а дом-то уж как головня,
Даже крыша насквозь прогорела, и все
Стены – чёрные головни. Только один
Угол дома не тронут всеядным огнём:
Тот, в котором икона висела, где я,
Замеревший от страха, погибели ждал.
Подошёл я к иконе, взглянул на неё,
И озноб пробежал у меня по спине:
Из оклада иконы глядел на меня
Тот же старец, что только что жизнь мою спас.
Тут колени мои подкосились и я
Пред иконой упал и заплакал, молясь
О спасенье своём и о грешной душе.
Долго… долго молился. И вечер уже
Опускался над лесом, и крики кругом
Страшной бойни мне были уже не слышны.
К ночи выбрался я из горелой избы
И святую икону с собой прихватил.
Да в моей голове всё звучали слова:
«А потом ты отсюда к Ветлуге беги!»
Так попал я сюда и почти двадцать лет
Всё за души молюсь тех, кого загубил.
А икона так в келье моей и висит.
– Ты, Савватий, ещё расскажи и про то,
Как ты крест-то святой от грабителей спас, –
Подсказал инок Флавий, что рядом сидел.
– Нет, об этом уж, братья, не мне говорить. –
И монах замолчал, и глаза опустил.
