свет проливая на крыши домов,
На деревья, на крест колокольни, на храм.
В эту ночь не ложился ещё на постель
Настоятель игумен, тревожил его
Мыслей грузный поток о былых временах,
И о будущем, и о служенье своём:
«Чуден промысел Божий. Деянья его
Не постигнуть без веры… и с верой, увы,
Не всегда познаём мы дел истинный смысл.
Чуден мир. Чудеса объяснить нелегко.
Сколько лет я уже во служении здесь!
Сколько слышал чудес! Сколько видел чудес!
Но и ропот сомнений я слышал не раз
И от стойких весьма, и от искренних душ:
Почему, мол, Всевышний кому-то даёт,
А другого, достойного более в том,
Почему он обходит вниманьем своим?
Даже старцы… Я помню, покойный Мирон
Перед смертью мне исповедь, полную слёз,
Говорил. Он в служении с юности был.
Верен делу Христа, верен слову его.
Для аскезы последние несколько лет
Даже спал он всегда в деревянном гробу
В тесной яме под кельей унылой своей,
Как земля отходила от стужи зимы.
Перед смертью спросил он меня: почему,
Хоть провёл он и праведно всю свою жизнь,
Бог предвиденья дар иноверцу вручил?
И ещё: почему же Савватий, что был
И убийцей, и вором, взял огненный крест
И руки не обжёг? И в вопросах его
Не увидел я зависти. Он лишь хотел
Разобраться во всём и понять: почему?
Отошёл он, ему не успел я тогда
Объяснить, что Савватий совсем не причём.
Что любой бы тогда, кто осмелился взять
Этот огненный крест для спасенья его,
Не обжёг бы руки. Но на подвиг такой
Лишь Савватий осмелился с верой своей.
Чуден мир. Чудеса объяснить нелегко.
Вот сегодня видение было троим…
Почему? Для чего? Как постигнуть его?
Вещий Дед мне сегодня сказал, что во сне
Видел этих троих в тесной яме, в лесу.
Как постигнуть видение это?.. в лесу…
Разве что из обители выйдут они?
Но зачем?..»
– Для служения, – голос сказал.
Старец вздрогнул. Покои свои осмотрел:
Никого. Он к иконам скорее приник,
Осеняя себя троекратным крестом,
Да молитву прочёл. Да прислушался вновь.
– Для служения, – голос опять повторил.
Оглянулся на голос игумен, глядит:
На резном сундуке белый старец сидит.
Риза будто из воздуха выткана вся
И при свете свечей серебрится, как снег.
И как снег седина в волосах, в бороде;
Только брови немного
