главный редактор, что он даст ей нормальную работу; Гудвин, чуть ли не вприпрыжку, побежала к начальнику. Но зайдя к нему в кабинет, эйфория девушки мгновенно улетучилась.
– И чтобы через час духу твоего не было в газете! – завопил толстый мужчина вслед уходящему молодому человеку. Парень даже не подумал обернуться, лишь сильнее, чем хотел, хлопнул дверью. Мужчина вытер рукой пот со лба и зло уставился на стоящую перед ним девушку, желавшую как можно быстрее последовать примеру своего предшественника и оставить толстого мужчину наедине с собой. Тем более, что долго находиться в его кабинете не было сил. Нагретая солнцем комната так редко проветривалась, что пропахла потом мужчины, резко перебивая все другие запахи. Светло-серый костюм его был расстегнут, и мятая рубашка порой, когда мужчина двигался, открывала часть его обрюзгшего живота – это было отвратительное зрелище. Ханна не могла на это смотреть и, желая закрыть чем-нибудь нос, чувствуя, каким соленым затхлым воздухом она дышит, надеялась, что их разговор будет не долгим.
– Я именно такой тебя и представлял! – немного успокоившись, заявил главный редактор, тыча в сторону Ханны сложенной газетой. – Ты выглядишь… – он замялся на секунду, подбирая слова, – нагло и распущенно. Эти брюки не тебе… Женщина не должна показывать свои ноги, если она считает себя приличной женщиной.
Ханне очень хотелось ответить что-нибудь про настоящего мужчину, от которого так не пахнет, который следит за собой и не выглядит, как боров, но она промолчала, зная, что тогда вылетела бы вон, как из офиса, так и с работы. Меньше всего Ханна заботилась о том, как она должна выглядеть перед другими мужчинами, и одевалась всегда так, как хотела и могла. Её высокий рост и стройная фигура, вкупе с очень красивыми, нежными чертами лица, во многих мужчинах рождали те чувства и желания, о которых не принято говорить открыто, и если бы Ханна умела кокетничать, то давно бы снискала славу покорительницы мужских сердец. Но меньше всего она любила выставлять свою внешность на показ, видя в этом лишь глупость и отсутствие собственного уважения, поэтому никогда не придавала какого-либо значения подобным упрекам.
– Ты знаешь, зачем я тебя хотел видеть? – с чувством превосходства спросил редактор.
– Наверно, чтобы дать мне более серьезную работу, – с легкой иронией ответила Ханна.
– Что? – Хендерсон резко поднялся со стула, но тут же сел на него, и зло заговорил: – Тебя взяли в одну из лучших газет, Бигелоу даже разрешил тебе вести собственную колонку, хотя я ему этого не позволял делать и если бы не его опыт… – Хендерсон не закончил, закашлявшись. Через некоторое время он продолжил осипшим голосом:
– Так вот, что… гххх… что тебе ещё нужно для того, чтобы ты успокоилась и не забрасывала редакторов своими бреднями?
– Я хочу писать настоящие новости, мистер Хендерсон! – Ханна,
