контролировать всю бюрократическую машину учебного заведения, к концу каждого года обучения отвлекаясь на вопросы трудоустройства студентов, при этом полностью отойдя от преподавания дисциплин. Но иногда Монсон захаживал на занятия к коллегам, пугая студентов своим присутствием, хотя единственное, зачем профессор это делал, было желание успокоить свою совесть, которая говорила ему, что занятия бумажной волокитой, в отличие от обучения молодых людей, убивают в нем уважение к самому себе. Сейчас Монсон молча наблюдал за практикой студентов, быть может что-то отмечая в своей голове. Будущие врачи заметно волновались в присутствии этого человека.
– А если быть более конкретным, давайте выявим причину смерти этого… уже далеко не молодого мужчины. Мистер Роджерс, что вы можете, глядя на труп, сказать нам?
Роджерс только виновато покачал головой – он никогда не участвовал в подобный практических занятиях, так как считал, что тело умершего человека должно как можно быстрее быть предано земле, а не служить предметом исследований. Но и ни одной практики Роджерс не пропускал, так как серьезно связывал свое будущее с врачебной деятельностью и боялся упустить что-либо важное, молясь лишь о том, чтобы он как можно реже в будущем сталкивался с подобными процедурами. Вообще, Роджерс через несколько лет видел себя заместителем главного врача любой подходящей для него больницы, понимая, что марать руки в крови ему не нужно будет, да и ответственность за разного рода проблемы больницы будет лежать не на нем. Хованьский, зная мнение своего студента в этом вопросе, не упускал случая едко съязвить.
– Мистер Роджерс, я часто думаю, что вам бы стоило скинуть халат врача и облачиться в сутану. Уверен, прихожане бы вас очень уважали за вашу чрезмерную преданность Богу. Ну, пусть будет так… мистер Эванс, что вы думаете о характере повреждения грудной клетки?
Высокий худой парень, который первый раз видел настолько изувеченное тело, услышав своё имя, не сразу смог сообразить, что обращаются к нему. По выражению лица студента отчетливо можно было понять, насколько сильно в нем было желание убраться из лаборатории. Он был одним из самых слабых студентов в группе, полностью лишенный какого-либо самоуважения, отчего Хованьский старался унизить Эванса, едва ли не чаще, чем Роджерса. Вообще, лентяев и недотеп было очень мало как на курсе, так и во всей школе, но Даррен Эванс был как раз из тех, кто не был предназначен для занятия врачебной деятельностью.
– Профессор… – он сглотнул. – Я думаю… мне кажется, что… Ребра проломлены в одном месте, будто их вдавил туда кто-то, чего, мне кажется, не должно быть, если человека сбивает поезд. То есть я хочу сказать, что это слишком локальное повреждение для упавшего под поезд человека, – слова студента звучали взволнованно и отрывисто, и, если бы парня окружали не понимающие его люди, а обыватели, то наверняка
