любимица…
Поэтому баба Дуся давно для себя уяснила: мне и Ленке нужно брать всего поровну и все одинаковое – платья, туфли, игрушки. Иначе – война.
Ленке хорошо – если я приезжаю в Тагил лишь летом, на каникулы, то она здесь живет. Зато я похожа на бабушку, а белобрысая Ленка – нет. На старых фотографиях молодая баба Дуся вылитая цыганка: смуглая кожа, черные как смоль волосы, глаза – уголья. А еще у нас с бабушкой одинаковая фамилия, а у Ленки фамилия другая. Виной тому дядя Гриша, старший сын бабы Дуси, Ленкин папа. Когда Гриша учился в восьмом классе, он, к большому неудовольствию деда, заявил, что не хочет быть татарином. Дед лупил сына как сидорову козу, но это не помогло, Гриша все равно самовольно поменял фамилию.
Летом Ольга, старшая Ленкина сестра, второй раз выскочила замуж, а на другой день, поругавшись с мужем из-за какой-то ерунды, хлопнула дверью и ушла ночевать к подружке. Баба Дуся узнала об этом и сердится:
– Вот неслушная! Сидела бы да помалкивала. Пусть спасибо скажет, что мужик ее порченой взял, кабы девкой – другое дело…
Втайне мы, конечно, посмеиваемся над бабушкиной старомодностью. Но когда в гости к бабе Дусе приходит ее подруга Полина – «экстрасекс» с кирпичного завода и принимается гадать нам с Ленкой на картах, мы очень переживаем, как бы Полина не сболтнула при бабушке про нас что-нибудь лишнего. Впрочем, при всей своей строгости нравов бабушка никогда не запрещала нам гулять с парнями. Только всякий раз предупреждала:
– Вы уж им, девки, не поддавайтесь!
Образование у бабы Дуси – один класс сельской начальной школы, у деда – четыре класса. Оба всю жизнь читали по слогам и писали корявыми печатными буквами по принципу «как слышится, так и пишется».
Зато бабушка рукодельница, каких поискать. Постоянно что-то вяжет, прядет, вышивает. Однажды даже вышила ковер. Уткнется в телевизор (надо сказать, что, помимо татарского канала, восьмидесятисемилетняя баба Дуся признает лишь две передачи – «Играй, гармонь» и «Дом-2»), а спицы в руках так и мелькают. Через полчаса глядь – вязанье на полу, а сама бабушка в кресле посвистывает носом и даже слегка похрапывает. Покемарит так минутки три, встрепенется, поморгает рассеянно:
– Ишь ты, заснула! Прости меня, господи, душу грешную…
И – дальше вязать.
Как всякая восточная женщина, баба Дуся без ума от золотых украшений: брошек, сережек, колец и прочих побрякушек, да и в одежде любит, чтобы все было ярко, пестро – «красиво». Вся бабушкина квартира застелена и убрана коврами, заставлена статуэтками, какими-то золочеными вазами и кувшинами. На стенах – лубочные картинки с лебедями. Выбросить все это добро бабушке жалко – «денег стоит!», да и дарители чего доброго обидятся.
Баба Дуся не то чтобы всех жалеет, но ко всякому имеет сочувствие. Пользуясь этой добротой, разного рода горемыки и проходимцы так и вьются возле бабы Дуси, так и крутятся. Тому денег дай, этого накорми-напои, третьего спать уложи. Бабушка хоть и ворчит:
