Жана.
Воскресенье у бабушки – стряпной день. С вечера она ставит опару, а утром, повязав поверх домашнего халата фартук, высыпает на столешницу муку и принимается раскатывать тесто. Что бы бабушка ни делала – блины ли пекла, сажала ли в закопченную чудо-печку пироги, купала ли в кипящем масле хворост, щедро обсыпая его после сахарной пудрой, – мало не выходит никогда. Настряпает, оглядит результаты своих трудов, да и всплеснет руками:
– Опять как на маланьину свадьбу наготовила! Розу с Галей, что ли, позвать?
Гости у бабушки не переводятся ни днем ни ночью. Уходят одни, тут же приходят другие. Убирая остатки ужина со стола, баба Дуся непременно скажет:
– Бог питал, никто не видал.
– Ты почему чай не пьешь? – допытывается у меня баба Дуся.
– Не хочу! Хочу воду с вареньем.
– Э-э, чай не пьешь, какая сила? – качает бабушка головой, однако приносит чашку и наливает в нее кипяченой воды. Следом выставляет на стол банки с вареньем – вишневым, яблочным, клубничным, облепиховым, смородиновым.
– Хватит! Куда столько? – протестую я.
– Пей!
Иногда, по старой домашней привычке, я пытаюсь пить воду из-под крана и тем самым привожу бабушку в ужас:
– Как так – сырую воду пить?!
Вода из крана в Тагиле и впрямь течет какая-то коричневая, к тому же сильно отдает хлоркой и ржавчиной. Вот почему, приезжая к нам в гости в Глазов, баба Дуся первым делом набирает полную ванну воды и не может на нее налюбоваться:
– Голубая! Ну чисто как в бассейне.
По вечерам, облачившись в ночную рубаху до пят, баба Дуся долго расчесывает гребнем волосы. Волосы у нее седые, длинные, но жидковатые, как она сама шутит:
– На гребне больше, чем на голове.
Глядя на этот куцый хвостик, даже не верится, что когда-то у бабушки коса была до пояса и в руку толщиной. Кончив прихорашиваться перед сном и тщательно вычистив гребень, бабушка заворачивает волосы в бумажку и куда-то прячет. Нам она объясняет, что выбрасывать волосы – грех, мол, на том свете Господь спросит с нас за каждый волосок.
А то еще сядет у окна, вытянет ноги – все в крупных лиловых венах и «звездочках» – и примется усиленно натирать их какой-то едкой, вонючей мазью. Вся комната тотчас наполняется крепким лекарственным духом. От мази щекочет в носу, хочется чихать и кашлять. Но все-таки этот запах мне приятен. Это бабушкин запах.
Ложится баба Дуся позже всех, а встает засветло. Как забыть это ни с чем не сравнимое ощущение детского счастья, когда утром ты еще нежишься в постели, а на кухне уже свистит чайник, шкворчит на сковороде яичница с колбасой, пахнет пирогами. А в телевизоре в соседней комнате играет что-то бодрящее, иностранное, и кто-то, кроме бабушки, тоже уже встал, и ходит, и двигает стулья, и накрывает на стол, звеня тарелками и чашками. И никто даже не подумает тебя будить, напротив, все стараются вести себя потише, мол, пусть ребенок поспит, каникулы же,
