паровоза побежишь устраиваться любым подметайлом.
«Если б я знал, что в Германии такой беспредел, разве б сюда приперся? – терзался Павел. – Меня же пацаны заверяли, что немецкие социальщики годами дома сидят, пивко попивают, пультом телевизора да мышкой компьютерной пощелкивают. А надоест, едут путешествовать… А тут – сплошные вилы!»
Родня парня ждать унизительных собеседований не стала, сразу отправилась работать на консервный завод: мать – фасовщицей, отец с Яшкой – подсобными рабочими. Звали с собой и младшего, но тот как отрезал: «На немцев горбатиться не стану, а будете приставать, из дому уйду!»
Но и тут Павла ждал удар – согласно недавно принятому закону, неработающие дети до двадцати пятилетнего возраста должны жить в родительском доме и не могут претендовать даже на жалкие крохи государственной помощи – учись или работай!
Парень выбрал учебу. «Учиться, учиться и учиться!» таки лучше, чем работать, работать и работать.
Вгрызался в гранит науки Паша недолго. Через полгода вылетел из столярного училища «за прогулы и плохую успеваемость». Яшка над ним насмехался, родители не давали денег на развлечения и всячески мотали нервы. Пришлось капитулировать.
Нет, он не пересмотрел свои взгляды на тяжелую, малооплачиваемую работу – горе заставило: Павел стал стремительно терять форму, постепенно возвращаясь к конституции осьминога.
Не мудрено: мать с отцом категорически отказались спонсировать занятия культуризмом, считая их блажью бездельника. О специальном питании не могло быть и речи – обычным попрекали.
В очередной раз, сравнив себя со Шварценеггером, украшающим его компьютерную заставку, Пашка пришел в ужас – до торса Арни ему было, как таракану до Шахтинска и обратно. Потрясение заставило выйти на сайт биржи труда в поисках будущего работодателя.
Предложения душу не радовали. Почти везде требовались люди с водительскими правами и хорошим немецким. А с этим были проблемы.
Благодаря тому, что все школьные каникулы он проводил у родителей матери, швабский диалект он худо-бедно освоил. Но грамматика…
Впрочем, с русским правописанием у парня были аналогичные отношения, так что, должность секретаря-референта ему не светила нигде. Интеллектом он тоже не блистал, а физическая форма не позволяла работать не только секьюрити в приличном заведении, но даже вышибалой на русской дискотеке.
Через какое-то время до Павла дошло, что плачет по нему лишь одна работа – «старший куда пошлют». Если, конечно, пройдет собеседование.
Выплакала его стройка, где в любую погоду, до судорог в локтевых суставах, нужно было вязать арматуру. «Такой хоккей нам не нужен!» – повторил Осьминогов любимую поговорку отца и ушел на больничный. Потом еще раз. В итоге, не прошел испытательный срок и вновь предстал
