Итак, раскроешь ли ты мне свое сердце?
Она не видела причин скрывать от Поппинсака правду.
– Мой отец умер. Мать завела хахаля, которого я интересовала гораздо больше нее. Я ударилась в бега. Конец.
– И как это ты так долго путешествуешь?
– Как, как… Ножками. Расскажите лучше о себе.
– Чтобы остроумье краткостью затмить, скажу просто, что я – бомж-книгочей.
– А вы правда были профессором?
– О да, но перестал преподавать: уж лучше бисер собирать, чем перед свиньями метать.
– То есть вы забросили преподавание и посвятили все время книгам?
Он кивнул и сделал глоток сдобренного ромом чая.
– И давно вы здесь, в Болета-Бэй?
– Быть может, день, быть может, вечность целую.
– А троллеров не боитесь?
Он взглянул на Робин, приподняв густые серые брови:
– А ты боишься троллей?
– Мы же тролли, так? В смысле, подростки наверняка нас ими и считают.
– Тролли, тролли, – затянул Поппинсак на манер Роберта Ньютона в роли Долговязого Джона Сильвера. – Бывают безобидные, бывают очень злые, но знает Поппинсак о них истории такие, что кровь застынет в жилах и сердце застучит…
– Вы что, пытаетесь меня напугать? – скорчила гримаску Робин.
– Ты прекрасный бард и менестрель, – сказал Поппинсак уже своим обычным голосом. – Умная леди, дерзкая и отважная. Но если отбросить все эти достоинства, то ты еще совсем ребенок и не знаешь жизни.
– Возможно, знаю больше, чем вы думаете. Я всякого навидалась.
– И была Божьим свидетелем на Страшном суде?
– О чем вы? – пробормотала она.
– Уноси ноги. Собирай вещи и уезжай. Доберись до Сан-Франциско или Лос-Анджелеса, а там садись на автобус до Палуковилля. – И с выражением добавил: – Уноси ноги к чертям из этого города, Робин. Если останешься, рискуешь просто-напросто исчезнуть.
Она уставилась на него.
– Все знали Робин-Пташку. Никто не знал, куда она пропала.
– Вы в самом деле меня пугаете.
– Если пташка упорхнет, может, завтра не умрет…
– Но если здесь так опасно, – спросила она, – почему же тогда вы остаетесь?
– В самом деле почему? Наверно, ради дивных песен, что здешние русалки мне поют. – Он допил свой чай и произнес одно лишь слово: – Прощай.
Робин кивнула:
– Мне уйти?
– Твоя компания для меня бесценна. Внемли моим предупрежденьям и беги.
– Думаю, я так и поступлю, – сказала она. – В любом случае у меня от этого места мурашки по коже, а вы уже четвертый человек, который предупреждает меня об опасности.
Она допила чай, поставила кружку на песок и убрала банджо в чехол.
– Спасибо за чай, – сказала она, вставая.
– А тебе спасибо за песню.
Она помахала ему на прощанье, повернулась и покинула лагерь Поппинсака.
В
