наплыли тяжелые тучи и повалил мокрый снег.
Зверь видел сквозь густые сумерки, как совсем недалеко от его логова два молодых медведя, пытаясь как-то осушить шкуры, принялись кататься по этому предательскому снегу, но он не впитывал влагу, а только налипал на несчастных, превращая их в огромные живые грязно-белые комья.
Ночью ударил мороз и за считаные часы покрыл всю долину ледяной коркой, схороня под ней убежища и корм. Не пощадил холод и покрытых сырой снежной кашей медведей, других обитателей гиблого места. Засыпая в своей берлоге, Зверь знал, что весной он, конечно, сумеет какое-то время прокормиться их вытаявшими трупами, но потом наступит голод и неурожай. Значит, надо будет уходить в сторону тех, темнеющих далеко-далеко на восходе гор.
Она и впрямь оказалась идеальным партнером, прекрасным собеседником, чуткой и отзывчивой личностью, и он быстро и сильно к ней привязался. Он даже скучал по ней, конечно, не так, как когда-то по родителям, но скучал. И в научном модуле его теперь светло и немного щемяще постоянно мерцали две голограммы – родителей и ее. Отработав положенное время на очередной неведомой планетке, досыта наобщавшись с туповатыми заторможенными динозаврами или агрессивными звероподами, он летел домой на предельной скорости. Но она его тоже баловала – время от времени вдруг среди ночи телепортировалась в его модуль, затерянный в чужих мирах, и падала в объятия. Мужу и жене такое разрешалось.
Нравилась ему и ее работа – дизайн и организация пространств. Если удавалось урвать свободный часок, он прилетал к ней и, усевшись в удобное кресло для релаксации, потихоньку наблюдал, как она на его глазах изменяет исковерканные природными катаклизмами континенты, изуродованные войнами диких существ планеты или изначально непригодные для нормального сосуществования радиоактивные скалы и агрессивные льды, хищные пустыни, ядовитые моря, а то и целые звездные системы, создавая вместо них прекрасные ландшафты, рожденные ее воображением и фантазией. Он мысленно представлял, как будут благодарны ей те существа, гуманоиды и даже не гуманоиды, что поселятся в таких райских кущах. И он гордился ею.
Через три месяца, как и полагалось по всем лемарским законам, у них появился ребенок – крохотная дочурка, наполнившая их жизнь каким-то особым, дополнительным смыслом, сделавшая его и ее еще ближе. Едва оказавшись дома, сбросив скафандр и пройдя дезактивацию, он подходил к ее кроватке и, аккуратно подведя руки под спинку дочери, брал ее на руки. Глядя на них в такие минуты, она, как ему казалось, вдруг начинала излучать особый невидимый свет, генерировать давно забытые на Лемаре, но живущие рудиментами где-то в глубине ее и его чувства, не совсем похожие на партнерство. А с дочкой он и вообще ощущал близость и родство на каком-то биологическом уровне, чувствовал, как исходящие из его ладоней родительские волны сплетаются с биотоками этого крошечного существа, заставляя его не совсем еще осознанно, но так счастливо улыбаться…
Время
