дочерью. Я не хочу, чтобы с ними что-то случилось, Сенджи.
– Ну, а я тут при чём? – спросила Сенджи раздражённо.
– При том, что что-то знаешь. Я не уйду, Сенджи. Поэтому или рассказывай, или бери свой нож и это… кишки наружу… Сможешь потом перекинуть мой труп через корму?
Сенджи вдруг расхохоталась. Но это был горький, безрадостный смех, немного вымученный, словно его обладательница решила, что лучше уж неживой хохот, чем ругань. Она вновь положила руки на вёсла и пошевелила левым, выравнивая свою лодку. Странный, взрослый нервный тик свёл на мгновение её щеку.
– Вёсла я тебе не дам, – тихо сказала Сенджи. – Потому что ты не знаешь, как там правильно грести. Ладно, я возьму тебя с собой. Но потом пеняй на себя.
Вилле обрадовался.
– Нет уж, я не стану жалеть… Но куда мы плывем? К тебе домой?
Сенджи ухмыльнулась уголком рта.
– На карнавал.
– Постой-ка, – Вилле недоумённо посмотрел на неё. – Но ведь канал – кольцевой. Нет никакого смысла плыть, потому что расстояние до площади не изменится. В любом случае нам придётся идти пешком.
– Это ты так думаешь, – ответила Сенджи.
Широкими и уверенными гребками она повела лодку вдоль набережной, держась на небольшом отдалении от её мраморных стен. Здесь – мрамор, а в метрополии набережные из гранита, но метрополия стоит на берегу моря, и море это ледяное, солёное, мрамор бы быстро разъело… или же дело в другом? Город богат, как знал Вилле, но и метрополия тоже. Мрамора здесь немало, добывают его где-то в карьерах – где-то за Стеной, и вот ещё зачем нужны патрульные дирижабли и гарнизоны гвардейцев… Мысли набегали одна на другую и путались, поэтому Вилле стал думать о дедушке. Что бы тот сказал, услышав от Сенджи о поджогах, вершимых не дикарями, а какими-то пропагандистами? Сенджи ведь ещё ребёнок. Ребёнок с ножом. Ей просто кто-то задурил голову, а теперь и она, поверив, в свою очередь…
– Сенджи, а кто твои мама и папа?
– Земля и трава, – сказала Сенджи. – Они умерли.
Вилле ощутил неловкость. Зря это он…
– Мои тоже, – и поспешно добавил: «Прости».
В голубых поблёскивающих глазах отразилось изумление.
– Вот оно как, – протянула Сенджи. – Ты, Вилле, выходит, такой же… Не ожидала.
Они помолчали. Сенджи вздохнула.
– Скучаешь по ним?
– Я был слишком маленький, когда это случилось. Они летели на дирижабле, может, ты слышала – «Левиафан». Он разбился в горах. Я очень плохо помню родителей. И давно привык, что у меня их нет.
Сенджи чуть наклонила голову.
– Мне всё равно жаль, Вилле. Потеря – всегда потеря, даже если ты и владел потерявшейся вещью слишком недолгое время, чтобы привязаться к ней и… осознать присутствие. Ты извини, что я говорю так материально. Люди – не предметы, я знаю. Но…
– Да ничего, –
