мне уступать? А со мной считаться кто будет?
– И зачем я вообще замуж за тебя вышла, – как бы сама с собой рассуждая, посетовала Регина.
– А… Так никто ведь насильно не тянул, – усмехнулся Илья Эсператов.
– А я тебе готовить тогда не буду, – с выражением: «Что – съел?» брякнула Регина.
– Вот уж напугала, прямо, Лиса! – вновь с ироничной усмешкой раззадорился Илья. – Да ты давно здесь ничего не готовила.
– Я тебе борщ оставляла, между прочим.
– Бывает, посещают тебя иногда кулинарные озарения. Так что не оправдывайся, – продолжал иронизировать Эсператов.
– Квартиру надо нам освятить, как ты не понимаешь, – снова вернулась к первоначальной теме жена.
– Тогда и венчаться тоже надо.
– Нет, – вновь отрезала она.
– На «нет» и от меня «нет», – никак не уступал Эсператов.
– Ну ладно… Ты упрям, а я ещё упрямее, – ответила его жена, недовольно поджав губы и буравя стену глубоким ядовито-мглистым взглядом.
Потом мельком в разговоре она остановились на каких-то бытовых темах, которые обсуждались тихо и спокойно.
Но вслед за этим жена как бы невзначай, выворачивая, будто рукав наизнанку, взгляд в сторону (словно этот взгляд перекосило пренебрежительной гримасой), заметила, что Илья за год постарел на лицо, что он не знает, «где и что читают» (что его уж совсем удивило – надо же, на такую глупость её настроили!), да и фигура у него стала какая-то не мужская, грушевидная – живот заметен. Он ей отвечал, что конституция по пикническому типу постепенно даёт о себе знать. Она же возражала, что он просто стал хиреть, а раньше хоть физкультурой немного занимался. И тут у неё вполголоса вырвалось: «Да кому ты вообще нужен?». «Не хило же её там настроили против меня!», – сверкнув глазами, подумал Эсператов, но решил, что мудрее будет пропустить эту пику мимо ушей, якобы не заметил случайно пророненной фразы.
Далее разговор уже коснулся живописи Ильи Эсператова. Критика жены и тут не обошла его стороной. И Регина развязно ввернула, что ей не нравятся его картины – дескать, слишком мрачные, много тем, связанных со смертями, лишь некоторые картины её привлекли. Эсператов спокойно ответил, что нужно понимать значение трагедии в искусстве, не всё – лепесточки да пестики, и что трагическое способствует духовному очищению и раздумьям о течении жизни, да и рассчитывал на понимание своей бывшей ученицы. Она же отстранённо высказала, что якобы понимает, для чего в искусстве нужны трагедии, но ей это чуждо, ей это не нравится – мол, в его творчестве перебор. Позже он заметил, что она вышла из его интернет-группы «Галерея Эсператова».
Потом они сидели напротив друг друга в двух перпендикулярных плоскостях, каждый за своим компьютером, и оба копались в соцсетях – так, без особого дела. Эсператов никогда не читал переписку жены, хотя мог бы давно это сделать. Просто
