style="font-size:15px;"> Жалко, лето не век:
Сдох и высох мизгирь.
Но ракеты летят,
Ускоритель гудит,
И забыт Герострат,
И никто не забыт.
Рисунок
В моём простом карандаше,
По-птичьи, что ли, долгоносом,
Как жук в лавандовом саше,
Как Ленин в утлом шалаше,
Измучен финским сенокосом,
Уснул маяк…
Напрягом трёх пурпурных крон
Транзистор в нём горел, как призма,
О том, что бытие не сон,
Близка победа коммунизма,
И космос будет покорён…
И вдруг иссяк.
И я объёмную морковь
Вонзил с размаху в лист альбомный,
Пролив с кистей на контур тёмный
Медовой акварели кровь.
А вот войны смертельный ход
В листа того же обороте —
Горит над танком самолёт,
И лупит пушка по пехоте.
А вот с огромной высоты
Глядит лохматое светило
Туда, где взрывы, как кусты,
И смерти золотая жила…
И вот чего там только нету!
И тьме найдётся цвет, и свету…
А нет – убежища душе
В моём простом карандаше.
Бессонница
Привидится же чудище
В расселине дымов!
Убожество, приблудище
Из тайного и снов.
Холодный воздух лопает,
Как дынный мармелад,
И мокрой лапой шлёпает
Часам настенным в лад.
И пасть его ощерена,
По-волчьему полна,
В пустых глазах затеряна
Неполная луна.
Мои надежды нежные —
Мол, жить ещё и жить —
В объятия безбрежные
Готово заключить.
И чем душа в груди моя
Держалась бы в ответ,
Когда бы не любимая,
Лелеющая свет?
Лунатизм
Есть океан на левой стороне
Того, кто по ночам без света волен
И ходит высоко в глубоком сне
По крыльям крыш и рёбрам колоколен.
Есть океан и вечная тропа
На побережье тёплыми камнями.
Издалека на ощупь и слепа,
Всё видит ночь, летающая снами.
Есть океан и стаи пёстрых рыб,
И водорослей лес непроходимый,
И тёмный хоровод придонных глыб,
В парении медуз неопалимый.
Есть океан у спящих на ходу.
Вагон метро. Упала на пол книга —
И острие
