что мы были еще слишком малы и сами нуждались ее заботе.
Я, Джон Ридд, был самым старшим, и я сразу понял, что главная ответственность за будущее нашей семьи ляжет на мои плечи. Сестричка Анни была на два года младше меня, и еще у нас была маленькая Лиззи.
И вот теперь, когда я вернулся домой и узнал о тяжкой потере – кажется, еще ни один мальчик на свете не любил своего отца так, как я любил своего, – матушка моя совершила нечто такое, из-за чего во всей округе ее сочли просто сумасшедшей. В понедельник утром – отец лежал еще непохороненный, – не сказав никому ни слова, она отправилась пешком к тому месту, которое у нас называли Воротами Дунов.
Не было там, сказать по правде, никаких ворот, а был узкий проход между скал, и тьма вокруг стояла непроглядная. Часовой не выстрелил в матушку; ей только завязали глаза, и кто-то, взяв ее за руку, повел вперед, а другой последовал за ними, подгоняя ее сзади дулом тяжелого мушкета. Дорога была долгой и каменистой – это все, что запомнила тогда матушка. Потом с нее сняли повязку, и, оглядевшись вокруг, она не поверила собственным глазам.
Она стояла в самом начале глубокой зеленой долины: правильный овал равнины лежал между гор, и скальный гранит высотой от восьмидесяти до ста футов плотно окружал это место со всех сторон. Около матушки журчала прозрачная горная река. Она выходила из-под земли и стекала прямо в долину. На ее берегах росли трава и деревья, а далее, вниз по течению, по обеим ее сторонам стояли одноэтажные дома, сложенные из камня, и первый из них – потом выяснилось, что в нем жил сам глава рода – представлял собой двойное здание, крылья которого были соединены деревянным мостом, переброшенным через реку. Матушка насчитала четырнадцать домов, и чутье подсказало ей направиться в тот, что резко отличался от остальных.
Что и говорить, дивная картина открылась взору моей матушки, и казалось, что в безмятежной этой долине, где всеобщий покой и тишину нарушали только бег и журчание воды, должны были жить мирные, простые люди, занятые обычным человеческим трудом, – но не было здесь ни единого честного дома: в каждом жили убийцы.
Двое разбойников проводили матушку вниз по крутым и скользким ступеням, вырубленным прямо в скале, и довели до дома главаря. Дрожа от страха, она встала у порога, решив, несмотря ни на что, выложить все, что было у нее на душе.
В этот момент на пороге дома показался высокий старик – Энсор Дун. На руках у него были рукавицы садовника – ни дать ни взять обыкновенный труженик, хлопочущий по хозяйству, – но его упрямо сжатый рот, его пронзительные глаза, горделивая осанка и в особенности его властный голос говорили о том, что этот человек – не простой смертный. (Дуны действительно были из древнего аристократического рода, и в Эксмуре об этом знали стар и млад.)
Он взглянул на матушку большими черными глазами, и она невольно сделала перед ним реверанс.
– Добрая женщина, ведь вы не из наших? Кто вас привел сюда? – спросил он с таким участием и доброжелательностью,
