одной стороны, всё – это, конечно, процесс. Но с другой – есть эти насечки на времени, которые процесс запускают. В принципе, он мог бы еще десять раз передумать (о, всю дорогу в такси он колеблется!). Он мог просто доставить ее в квартиру, убедиться, что она не собирается повторять самостоятельную вылазку, позвонить ее мамаше и – исчезнуть.
Но он остается.
Ведь тогда, приближаясь к остановке, он вдруг решил не играть – один раз, хотя бы один раз. И дальше все уже невозможно изменить.
В августе они женятся. Болезнь у Милены в легкой форме. Врачи (Максим протащил ее по лучшим специалистам) в один голос уверяют, что динамика положительная. Динамика – положительная. Но его родителям лучше правду не открывать, хорошо? Милена соглашается.
Пробегает год. Рецидивов нет. Они живут нормальной жизнью. Заводят кошку. Наслаждаются друг другом. Совсем стирается разделение между «твоим» и «моим».
А через год, осенью, она на неделю становится неузнаваемой. Он терпеливо ее вытягивает. Это не Миле-на. Он верит, что динамика положительная.
После она грустная и молчаливая. Очень рациональная. Старается все делать слишком правильно – это бросается в глаза.
Так сезон за сезоном всё то рушится, то восстанавливается. То периоды затишья, то кошмара. …Максим замечает, что (даже наедине с собою) производит все более сильное свечение – это ореол смущенного смирения – от ощущения бессилия; и от предвосхищения неизбежных разговоров с кем бы то ни было о его положении. Он хранит в себе тайну, которую знает весь свет.
Откуда-то на работе все знают. И его родители откуда-то знают. Есть такие люди – профессиональные распространители слухов. Они не плохие, нет: они просто созданы, живут, чтобы раскапывать и передавать информацию. Они делают это инстинктивно – как животные. Максима в лучшем случае жалеют, хотя жалость – последнее, что ему нужно. Да и ей тоже.
Почти всегда они только вдвоем. Редко выбираются куда-нибудь в общество. Например, на вечеринку. Болтают, танцуют, потом решают уйти пораньше. «Конечно-конечно», – с особенным участием качают головами окружающие.
Так пара обретает печать: сумасшедшая (хотя никто из болтунов не видел ее не в себе) и ее несчастный муж, носящий ее на руках. «Вот как бывает…» «Да…» «И детей нет…»
И вот он идет по заснеженной улице и понимает, что уже стар и – вдруг – что Милена умерла, сильно страдала в последнее время, и динамика давно уже не была положительная, и как ему нестерпимо тяжело, заставляет себя идти, с трудом делает шаги, а ведь сегодня какой-то особенный день, особенный, но какой, он силится вспомнить, он слишком подавлен, слишком раздавлен горем, суета, зачем куда-то идти, он понимает, что находится на Чистопрудном бульваре, тут его осеняет – день рождения, ему пятьдесят, он ищет Итальянское кафе, из которого он стартовал двадцать лет назад и которого, конечно, давно нет, и осознание того, что кафе нет, приносит горе предельное, большее, чем осознание смерти жены…
Он просыпается. Пасмурный свет из окна. Милена спит рядом.
Тектоника
Время
