style="font-size:15px;"> Одноногую?..
Хотя, зачем заходить так далеко? Как насчет просто очень высокой девушки? Скажем, ростом метр девяносто пять? Его рост – метр семьдесят восемь. Ответ однозначный: нет, это просто невозможно. Они же так нелепо смотрелись бы рядом… Он не сумеет ее поцеловать без смеха…
Итак, дамы и господа, поаплодируем человеку: мелочи для него куда важнее любых убеждений и философий. Последние выбираются в готовом виде либо подгоняются, выкраиваются задним числом под эти мелочи. Новая теория.
Отобедал. В лифте с ним поднимается расфуфыренная ярко накрашенная китаянка – скорее всего, проститутка. Поглядывает на него, призывно выставляя ногу. Максим воображает настоящую любовь к ней. Нет, возможна только телесная близость. Несколько мгновений ему даже хочется взять ее за руку и поволочь в номер… Делается смешно.
Каждая женщина, которая с ним спала, была женщиной вообще? А Милена стала женщиной, отставленной от всех? Принцип всеобъемлющей любви, универсальности любви наталкивается на уникальность объекта любви и необходимость отделить его от всех, сделать всех остальных фоном, и ломается, как клинок о камень. Максим перестает себя понимать и, на всякий случай, усмехается вслух. Расфуфыренная девушка презрительно отворачивается.
В номере большой телевизор (он включает его негромко, для фона), огромная кровать, шикарная ванная комната (оплачивая командировку, в бухгалтерии не вникали в детали – вот насколько ему доверяют!)…
Оставшиеся дни он не ездит на заседания, засыпает и просыпается по московскому времени, почти не покидает гостиницу.
Перед вылетом китайские таможенники находят в его ручной клади крохотную пилочку для ногтей. «Такие предметы нельзя проносить на борт». Молодцы! Очевидно, этот запрет односторонний…
В Москву его доставляет умирающий «Антон Чехов».
А там – неожиданная апрельская оттепель. Все тает, течет, падает с крыш. Столица в ярком, ярком солнце.
– Милена? Это я. Я прилетел.
– Уже прилетел? Ну-у хорошо-о, – она явно не проснулась, хотя на часах двенадцать двадцать. – Ты ко мне прие-едешь?
Максим представляет себе, как она потягивается, лежа под шелковым одеялом.
– Ну… да… Сразу? Или позволишь заскочить домой – бросить вещи?
– Как хочешь… Купи по пути зеленого чая, у меня закончился.
Неподражаемая.
По пути он решает, прежде всего, все-таки, отвезти документы на работу – чтобы сразу отделаться от начальства и попросить оставить его на пару дней в покое. Потом отправляется домой, где принимает душ и звонит матери своей и матери Милены, которая, оказывается, в Питере, в гостях у родителей бородатого литератора. Ха-ха-ха.
Он уже собрался, надел любимый легкий плащ – так неожиданно тепло в апреле… Звонок. Это Милена:
– Привет! Ты уже прилетел?
– Да. Шутить изволите?
– В каком смысле?
– Я
