– полагаю, он считал зубы.
– Сдается мне, с моей стороны, быть может, это глупо, – сказал я. – То есть, убить вас – достаточно безопасно, это как бы свяжет все концы навсегда, не так ли, а просто-напросто делать вам больно – от такого в вас только разыграется мстительность.
Я дал ему некоторое время подумать, осознать все мерзкие подтексты. Он подумал. Осознал. И наконец выжал из себя тошнотворную ухмылку – зверское зрелище, скажу я вам, – встал и сел снова.
– Я не стану держать на вас зла, Чарли. Осмелюсь сказать, вы считаете, что я заслужил небольшой порки за сегодняшнее утро. Вы по-прежнему не в себе, я имею в виду.
– В ваших словах что-то есть, – искренне признал я, ибо в его словах что-то было. – У меня сегодня состоялся длинный день, наполненный хандрой и увечьями. Если я немедленно не лягу, вероятнее всего, я вынесу крайне ошибочное суждение. Спокойной ночи.
С этими словами я вымелся прочь из комнаты. Рот Мартленда снова открылся, когда я закрывал дверь.
Краткая восхитительная сессия под теплым душем, пробежка дентальным средством вокруг старых бастионов слоновой кости, дуновение детской присыпки «Джонсонз» тут и там, нырок под одеяло – и я снова сам себе голова. Идиотский отход Крампфа от сценария тревожил меня, возможно, сильнее, чем покушение на мою собственную жизнь, но я чувствовал: нет ничего такого, о чем с большей выгодой я не смогу потревожиться завтра, кое, как широко известно, просто новый день.
Я выполоскал из сознания все заботы несколькими страницами Фёрбэнка[45] и бережно и любовно отплыл в страну грез. Сон для меня – не просто отключка: это весьма позитивное блаженство, кое следует вкушать с наслаждением и знанием дела. То была хорошая ночь; сон нежил меня, словно знакомая пикантная любовница, у которой в запасе всегда есть новое удовольствие, коим можно удивить пресытившегося возлюбленного.
Волдырям моим тоже было значительно лучше.
4
Семь утра на солнечных часах, Склон холма в жемчужинах росы…
Я восславил Джока веселой песней, едва он пробудил меня, но души в декларацию не вложил. На самом деле утро настало в десять, как обычно, и Аппер-Брук-стрит была попросту мокра. День скрипел на зубах, моросил и лип к телу, а небо несло в себе цвет мышиного помета. Пиппа осталась бы в постели, и ни одна сонная улитка в здравом уме не стала бы всползать ни на какой терн. Моя чашка чаю, обыкновенно струящаяся, как нежный дождик с небес, на вкус была что клюка стервятника. У канарейки, похоже, случился запор, и она одарила меня угрюмым взором, а не привычной строфой-другой песенки.
– Мистер Мартленд внизу, мистер Чарли. Ждет уже полчаса.
Я зарычал и натянул на голову шелковую простыню, забуриваясь обратно в маточное тепло, где никто не может сделать вам больно.
– Посмотрели б вы на его рыло, куда
Артур Аннсли Роналд Фёрбэнк (1886–1926) – английский писатель, автор тонко стилизованных под сказки «комедий манер».
Перевод С. Шестакова.
