у окон горели красные лампочки, и рычаги были повёрнуты в обратную сторону – транспортёры остановлены. Всё это он охватил привычным взглядом.
Еще, будучи в «комнате свиданий», как он про себя называл этот запущенный до крайности раёк, слышал, как остановились транспортеры, как затихала печь, шум подачи газа в неё. И как Нинка прикрывала жалюзи на приточном вентиляторе, проходя через коридор. Этот момент его немного напряг, ведь могла заглянуть и к ним, местечко для неё «прикормленное». Ему-то её появление не опасно, а вот Машеньку могла вспугнуть. Но всё обошлось.
За столом сидела Нина и от нечего делать, болтала по телефону.
Вскинула на Филиппа взгляд и усмехнулась. Положила трубку.
– Что, крепость пала?
– А то.
Нина осуждающе покачала головой.
– Не сносить тебе головы.
– Почему? – спросил Филипп вроде со свойственным ему спокойствием, но Нина уловила вибрацию в его голосе.
– Сашка тебе её сшибьёт.
– Хм. Гришка сшиб?
– Я промолчала. И потом, ты мне давно нравился. Но я не знала, что ты такой бесбашенный. Думала, тебе нас двоих хватит.
– Кого это?
– Ну, жены и меня. Или что, мы все разные?
– Ничего вы не разные. Разные только до первого раза, а там все едины.
Их разговор прервал звонок телефона. Нина подняла трубку.
– Нина, Филипп там? Дай ему трубку, – услышала она голос с небольшой скороговоркой начальника цеха Хлопотушкина.
Нина, сказав: – Тут, – протянула мастеру трубку.
– Слушай, Филя, завтра дай кого-нибудь в бригаду Миши Холодцова на картошку.
– Так кого ж я дам? У меня и так в каждом цехе по одному человеку снято, кто на картошку, кто на пахату, кто на ремонт скотных дворов, – проговорил не дольный таким решением начальника Филиппов.
– Ну не знаю. Не могу же последних слесарей отдать в колхоз. Третий стоит?
– Только что остановили.
– Вот и пошли кого-нибудь из него.
– А завтра как? Не, ну Михалыч, это ж грабёж!
– Слушай, Филиппов, ещё слово скажешь, я тебя знаешь, куда направлю?
– Догадываюсь…
– Вот-вот, к нему на собеседование, на осознание насущного момента. Партия сказала, Родион Саныч ответил – есть! Если никого не найдёшь, поедешь сам. Понял?
Разговор уже приобретал серьёзный оборот, и последние слова надо понимать, как приказ. Тут уж не о производстве должна душа болеть, а о колхозе. И Хлопотушкин его выразил жестко. Сельхоз работы генеральный директор держал под своим непосредственным контролем. Не увильнёшь.
– Понял, Виктор Михайлович. Сейчас подумаю.
– Ну, думай. Чтоб завтра к восьми ноль-ноль человек был на площади перед Поссоветом.
