колоссальный выкуп за него многому научили Москву. Тот же Иван III, удачно действовавший против казанцев, сам ни разу не возглавлял армии, выступавшие на восточного соседа. В 1571 г. крымцы во главе с ханом Девлет-Гиреем разорили и спалили русскую столицу; в следующем, 1572 г. силы Девлет-Гирея были разгромлены у Молодей, на южных подступах к Москве. Отнюдь не Иван IV оба раза руководил обороной, а его воеводы, хотя, казалось бы, решалась судьба страны. Гибель государя или его пленение, очевидно, рассматривались как худшее зло, даже по сравнению с захватом столицы[83]. Поход 1552 г. (да и предыдущие два с его участием), очевидно, мог обойтись без молодого и несведущего в тактике крупных соединений царя. Эта военная операция натолкнулась на упорное сопротивление неприятеля, а движение по вражеской территории происходило в условиях нехватки пищи и воды. Вероятно, фигура государя потребовалась для воодушевления войск. Вряд ли стоит всерьез воспринимать фразу Ивана IV: «…хотят выдать нас иноплеменникам!» – но участие его в походе было, объективно говоря, мерой необязательной и рискованной.
Возникает вопрос: до какой степени победы и поражения русского войска в тех кампаниях, где его возглавлял Иван IV, могут зависеть от его личного полководческого таланта, воли, отваги? В отношении походов 1547/48, 1549/50 гг. и «Казанского взятия» 1552 г. подобная зависимость должна быть поставлена под сомнение. Реальными командующими были все те же большие воеводы, т. е., та же служилая аристократия[84]. Летопись и разряды дают возможность указать людей, сыгравших в «Казанском взятии» решающую роль, а также занимавших тогда высшие должности и являвшихся, по всей видимости, истинными хозяевами положения. Это прежде всего князья Иван Федорович Мстиславский, Михаил Иванович Воротынский и Александр Борисович Горбатый. Помимо них выделяются князья Андрей Михайлович Курбский, Семен Иванович Микулинский, Василий Семенович Серебряный, Дмитрий Иванович Хилков, Петр Михайлович Щенятев. Заметны также князья Юрий Андреевич Пенинский-Оболенский, Иван Иванович Пронский и Юрий Иванович Шемякин, а также представители влиятельных боярских родов Семен Васильевич Шереметев и Даниил Романович Юрьев. Ни один из них не играл сколько-нибудь серьезной роли в Стародубской войне, зато большинство участвовало в прежних боевых действиях войны с Казанью на высоких должностях (кроме князей Пенинского-Оболенского[85], Шемякина, Курбского и Пронского). Все это – верхушка титулованной знати, самые ее сливки, люди весьма богатые и влиятельные[86]. Трудно определить, до какой степени молодой Иван IV был волен отдавать им распоряжения…
С одной стороны, Андрей Курбский в «Истории о великом князе Московском», сочинении крайне недружелюбном в отношении Ивана Васильевича, отмечает личную храбрость и энтузиазм государя: «…сам царь исполнился усердием, сам и по собственному разумению начал вооружаться против врага и собирать многочисленные храбрые
Некоторое исключение составляют три похода. Во-первых, выход к Туле против крымцев в 1555 г. и к Серпухову в 1556 г. (об этом речь пойдет ниже). Во-вторых, осенний 1570 г. поход на юг, «по крымским вестям». Разряд сообщает: «…царь и великий князь с сыном своим с царевичем Иваном Ивановичем пошол… против недруга своего крымского царя и царевичев со многими людьми искать прямого дела». Впрочем, поход этот закончился мирным трехдневным стоянием в Серпухове. – Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 66–68. Это очень похоже на обстоятельства неудачного похода 1547/48 г. Есть сведения, которые заставляют предположить, что Иван Грозный выходил к южным границам «для славы», т. е. зная, что в этом году масштабного крымского набега не будет.
Нашествие крымцев или казанцев, а особенно их совместное наступление, могло привести к катастрофическим результатам. По всей видимости, верхушка военно-служилого класса России понимала это и проявляла больше энергии и самоотверженности, сражаясь с главным врагом, нежели в столкновениях с западными соседями. Кроме того, молодой царь уже вышел из детского возраста и успел «показать зубы». Поэтому московские воеводы действовали более дисциплинированно, решительно и энергично, чем в годы злосчастной Стародубской войны.
Воевода Владимира Андреевича Старицкого, двоюродного брата Ивана IV.
Не хватает здесь Шуйских, да Оболенских-Телепневых. Первые пребывали в царской опале после своевольства времен «боярского правления», а Василий Васильевич Шуйский, ходивший в Стародубскую войну под Мстиславль и не сумевший взять этот город, к тому времени давно был мертв; что же касается Оболенских-Телепневых (на Федора Оболенского-Телепнева падает позор Стародубского разгрома), то их род после смерти Елены Глинской претерпел настоящую катастрофу.
