Подыграю, ободрю. И это только пара часов практики!
Ужин и поход за хлебом и сюрпризом – позади.
Учитель валялся на шкафу. Он свернул нечто вроде гнезда из старой тряпки.
Мальчик сидел в кровати по-турецки. Одеяло в пододеяльнике цвета палой листвы комкалось под окном. Он опёрся о мягкую кучу и думал – глаза в потолок, подбородок опирается на руку. Губы то шепчут что-то. Наконец, мальчик решился – приосанился, напыщенно вопросил:
– Слушай, ты что, дьявол?
Пёс свесил голову со шкафа. Правое ухо вниз, как старая спагетти. Левое торчит вверх – прислушивается. Вид выражает внимание.
«Недоумение».
– Не то, чтобы я против… ну так как? Кровь пьёшь, из могилы вылазишь. Я кучу фильмов видел. Верные признаки сатаны.
Мальчик ожидал злобной расправы, льстивых попыток искусить, непонимания. Предложения продать душу, в конце концов. Пара молоденьких ведьм и шабаш – тоже неплохо.
Истерических хохот сбил с толку – и умственно, и физически. Сложно смеяться в теле полуразложившейся собаки, но псу удалось. Ощущение, как будто по стеклу мобилки гвоздём матюки пишешь. И звука вроде нет, и премерзко.
– Чего ржёш? Изыди, ацкий сотона!
Мальчику полу-вспомнилась одна из фраз, которой изгоняли нечисть.
Пёс шмякнулся вниз и катался по полу, хохот усиливался. Мальчик угнездился на кровати, ноги обхвачены руками, мысли клубятся о несовершенности жизни. Да и зрелище катающегося по полу полутрупа неприглядное. Что ж, если это и сатана, то душу в обмен пока не предлагает. Да и не убил пока ни стеклом, ни штырём падающим.
Пёс подуспокоился, и под периодическое взвизгивание-смех в уме мальчика родился фильм: в обратном порядке отматывались казни еретиков, костры, демоны, пытки. Потом фильм прекратился. Темнота длилась и длилась. Когда мальчик собрался спросить, вспыхнула картинка гор.
Пауза. Мёртвые глаза смотрят в живые. Мысли лениво крутятся, быстро сообразить не выходит. Но ум делает дело, и догадка:
– Типа дьявол и инквизиция намного позже, чем ты жил?
– Да.
– Ты что, бессмертный?
– Не знаю. Мало слов.
– Ты уж постарайся. Хочу знать, кому помогаю – Сатане или нет.
– Пробую. Говорю как знаю. Мне – правда. А тебе… Тебе решать.
Племя людей насчитывало пару тысяч особей, выживших после катаклизм. На всех один язык, одни обычаи, одна вера. Люди убивали, воровали, собирали, размножались – обычная тяжёлая жизнь.
Первых людей беспокоили вопросы. Что принесёт завтра? Мороз, зной? Атака? Голод? Удача на охоте? Извержения, цунами, ураганы… Хищники, враги…
Самый непредсказуемый элемент – свои. Соплеменники. Соседи.
Что они думают? Что хотят? Что говорят? Что сделают?
Бросят? Предадут? Помогут? Обманут? Выручат?
Одни и те же люди то вредят, то спасают, то помогают, то предают, то поддерживают, то игнорируют,
