эффект. А она смотрелараспахнутыми
глазами,
стараясь не пропустить ни слова.
Как мне повезло,
сказала она,
встретиться с тобой, как мне повезло.
Я снял с паузы,
достал из
пачки очередную сигарету, закурил,
довольный собой,
за окном было
ветрено, в комнате – темно, она
легла рядом,
свернувшись
калачиком. Я не стал ставить снова
на паузу,
когда меня
запоздало озарило, кого я учил лести –
по крайней мере,
мне всегда
хватало ума скрывать момент
осознания собственного идиотизма.
«Валялся и…»
Валялся и
рассказывал ей о пьяных своих
похождениях, а она
слушала,
округлив от ужаса глаза. Тогда
я был еще
относительно
здоров, Серега жив, а ребенок
ростом с меня.
Все изменилось –
ей ничего не расскажешь, я болен,
Серега мертв, а
ребенок
выше меня на голову и у него
сорок седьмой
размер
ноги. Все изменилось, хотя не так уж
много времени прошло.
Но что говорить –
приятно валяться было,
болтая о своих пьяных похождениях.
«Жертвуют…»
Жертвуют
птицы многим, только бы не зимовать
в Москве, и фонари
поддаются
депрессии, стоит ноябрю начаться,
а мысли
напоминают
мух, умерших между оконных рам, и каждый
год повторяется
одно и то же –
женщина, собирающаяся в сумерках, проверяет
чулок, натягивая его
до локтя,
а потом надевает платье через голову и складки
расправляет на бедрах,
и спрашивает
меня, провожу ли я ее до дверей. Времена суток
старательно
не совпадают
с расписанием человеческих трагедий, и уснув,
я заранее знаю
детали моего
пробуждения – шум улицы, тишина в гостиной
и призрак навязчивый темного чулка.
«Кран открытым…»
Кран открытым
оставили, льется вода в пустом
доме, надо вернуться
и закрыть.
Ребенка у бабушки оставили,
одного, на выходные,
надо вернуться
и забрать. Поступок, с которого
не стирали пыль
годами, оставили
прошлого на дне, теперь надо
вернуться
и забыть.
Неделю уже мучает ощущение,
что зачем-то
к тебе вернуться
необходимо. Вернулся бы, но я
знаю – тебя там уже нет.
Часть
