в то же время?
– Ага. – Она потихоньку начала собираться. – Мы и еще кое-что нашли.
– Надеюсь, это миски? Их я тоже не мог найти. Айжа ест рисовые хлопья из керамической супницы.
– Это дневник. – Конни прокашлялась. – Дневник Элли.
Я снова на нее уставился. Я и не знал, что Элли вела дневник.
– Как он попал в мои вещи?
– Понятия не имею. Может, она у тебя его забыла?
Я запустил руку в волосы.
– Что мне с ним делать? Прочитать?
Меня переполняло внезапное желание это сделать. Забраться в мозг Элли, выяснить, о чем она думает. Раскрыть тайну под названием «моя дочь-подросток».
– Нет! Тебе нельзя читать дневник дочери. Это против всех правил воспитания. Всех!
Я знал, что она была права. Она права. И тем не менее.
– Я мог бы написать ей и спросить, нужно ли его вернуть, но она со мной толком не разговаривает.
– Эрик…
– Я знаю, знаю. Уверен, что надо ей его вернуть. Я его почтой отправлю.
– Эрик. – Она смотрела на меня, пригвождая взглядом вечно изменяющихся карих глаз, точной копией моих. И в тот момент они были скорее зеленые, чем карие.
– Что? Я не буду его читать. Клянусь. – Я приложил руку к сердцу. – Где он?
Она еще какое-то время смотрела на меня, а потом ответила:
– На твоем комоде.
Она прошла мимо меня, забрала сумку с кресла, а потом повернулась и обхватила меня за плечи. Мне было неловко. У нас в семье как-то не приняты объятия.
– Эм-м, Кон?
Она отпустила меня и кивнула.
– Я просто хочу, чтобы ты нашел кого-нибудь. Ты не должен проходить через все это в одиночестве.
Я фыркнул, хотя не был с ней не так уж и не согласен.
– Ты опять собираешься меня с кем-то свести? В прошлый раз вышло не очень.
Через год после развода я пошел на свидание вслепую с какой-то девицей, с которой Конни познакомилась в колледже и которая жила в получасе езды от меня. Юрист. Поверенный какой-то компании, кажется. Она была милой – с большими глазами лани, пухлыми губами, которые уравновешивались лишь линиями носа и тонкими, идеально прямыми волосами, которые падали ей на плечи. Она легко смеялась моим нелепым шуткам и храбро отстаивала свою точку зрения (как и любой хороший юрист) в споре о том, какая тортилья лучше: кукурузная или пшеничная.
Я был галантен, вел себя как джентльмен. Смеялся, когда от меня этого ждали, открывал дверцу машины, принес ей стакан воды после бурного секса тем же вечером.
Но, проснувшись в одиночестве на следующее утро, я уставился на свое отражение в зеркале, ища… я даже не знаю чего. Я не чувствовал ничего. Даже хуже, чем ничего, мне казалось, что я потерял конечность, а боль в ней еще преследует меня. Днем я позвонил ей и оставил голосовое сообщение, сказал, что я отлично провел время, но не готов с кем-то встречаться.
– Ты тогда только прошел через развод. Было
