со своих мест, отряхивая зады: кто-то направился в барак, кто-то просто отошел подальше от Ван Чанчи. В итоге пространство в радиусе пяти метров вокруг него освободилось, народ сторонился Ван Чанчи с таким видом, словно от него смердело. Тогда до него дошло, что с людьми можно говорить о чем угодно, но только не о займе денег. Опустив голову, он стал рассматривать выбившуюся из щелей траву и снующих туда-сюда муравьев. Одного из них он подсадил к себе на тыльную сторону ладони и стал наблюдать, как тот по ней ползает. Когда муравей добрался ему чуть ли не до плеча, Ван Чанчи снова пересадил его на тыльную сторону ладони. Муравьишка усердно карабкался вверх, силясь найти выход, ему было невдомек, что все пути для него закрыты. Забавляясь с муравьем, Ван Чанчи на какое-то время забыл о своем голоде. Постепенно стемнело, электричество на стройплощадке отключили. Ползавшего по руке муравья поглотила тьма. Теперь Ван Чанчи не мог его видеть, но чувствовал. В животе у него снова заурчало, к горлу подступила тошнота. Он наощупь прихлопнул муравья, оставив на руке мокрый след. Ван Чанчи отряхнул руки, поднялся со своего места и вышел за пределы стройки.
Ван Чанчи все это время думал, что Хуан Куя давно уже отправили за решетку. Тем не менее, решив, что попытка не пытка, он все-таки пришел на улицу Сяохэцзе. К его удивлению, прежняя громкая вывеска не только не исчезла, но стала еще ярче. Дверь заведения была открыта нараспашку, свет изнутри освещал улицу вплоть до самой реки. Теперь здесь уже не продавали мелкие товары – все помещение было очищено под офис. Хуан Куй вместе с двумя мужчинами пил пиво. Чайный столик перед ними был уставлен тарелками разной величины, в нос Ван Чанчи ударили ароматы соленого свиного окорока и маринованных утиных лапок. Словно увидев родственника после долгой разлуки, он импульсивно выкрикнул: «Хуан Куй!» Трое человек тут же обернулись, на их лицах застыло удивление. Больше всех был удивлен Хуан Куй, он вдруг перестал жевать и нахмурил брови. Потом его губы шевельнулись, и он заговорил:
– Ты разве не собирался поступать в университет? Ты же не хотел больше со мной путаться? Твои родители разве не считают меня негодяем? В прошлый раз ваша семейка уходила отсюда с таким видом, словно вы, чистые и не от мира сего, соприкоснулись со скверной. Вас так переполняла гордыня, что вы предпочли бы врезаться в стену, но только не смотреть в мою сторону.
– Клянусь, я несколько раз поворачивался к тебе, показывая, что виноват, – стал оправдываться Ван Чанчи.
– А я человек злопамятный, и то, с каким выражением ты осадил своего коня на краю пропасти и якобы встал на праведный путь, глубоко, ох, как глубоко отпечаталось вот здесь. – С этими словами он ткнул пальцем себе в висок.
Ван Чанчи, сглотнув, сказал:
– Я хочу помогать тебе отрубать пальцы.
– Поздно. Теперь я отрубаю их сам.
– Ну, может быть, я пригожусь чем-то еще?
– У тебя кишка тонка, чтобы мне помогать.
– Смелыми не
