продолжали трудиться полдня, пока холм не сровнялся с землей, но ни гроба, ни костей так и не обнаружили. Ван Цзякуань объявил, что в могиле ничего нет. Это чрезвычайно поразило Ван Лаобина. Он потрогал выкопанную землю, взял в руки комок, приложил к носу и несколько раз его понюхал. «Я своими глазами видел, как хоронили деда, – подумал он, – видел, как в гроб положили две красивейшие вазы, куда же все могло пропасть, причем вместе с телом?»
Близился конец лета. Ван Цзякуань и Цай Юйчжэнь выстроили на противоположном деревне берегу небольшой глинобитный дом из двух комнат. Старый дом они разобрали, а черепицу с крыши перенесли на другую сторону реки. Так что теперь их прежнее жилище стояло под солнцем совершенно беззащитное.
В день переезда Ван Цзякуань выбросил кучу всякого старья. Он разломал старый залитый маслом алтарь, расколол в щепки несколько тяжеленных ящиков. Ко всем этим вещам он испытывал какое-то отвращение. Словно путник, собравшийся в дальнюю дорогу, он решил отправиться налегке, поэтому взял с собой лишь самое необходимое.
Разбираясь с кроватью отца, он обнаружил под ней две изящные фарфоровые вазы. Он собрался их выбросить, но Цай Юйчжэнь его остановила. Протерев вазы полотенцем, она передала их Ван Лаобину. Тот, едва прикоснувшись к вазам, изменился в лице. «Это же они, именно их я искал. Я точно видел, как их положили в гроб деда, откуда они могли взяться?» Те, кто помогал им переезжать, стали объяснять, что эти вазы Ван Цзякуань вытащил из-под кровати. Но Ван Лаобин никак не желал в это поверить.
Выпрямив спину, Ван Лаобин сидел на солнышке, не выпуская вазы из рук, пока мимо него, словно растаскивающие припасы муравьи, сновали люди. Уставившись в сторону опустевшего дома, он смеялся во весь рот, когда слышал рядом чьи-то шаги.
В тот вечер семейство Ван Лаобина окончательно покинуло старое жилище. Когда все помощники разошлись, Ван Цзякуань зажег факел от старого очага, и из глаз его полились слезы. Взяв факел, он пошел впереди, Ван Лаобин и Цай Юйчжэнь следовали за ним. Ван Лаобин прижимал к себе две фарфоровые вазы, а Цай Юйчжэнь осторожно поддерживала Ван Лаобина.
Перейдя через небольшой деревянный мостик, Ван Лаобин попросил Цай Юйчжэнь остановить Ван Цзякуаня, чтобы все они как следует вымыли в реке ноги. «Хорошенько обмойте ноги, чтобы смыть всю грязь, все злоключения, все, что было в прошлом», – сказал Ван Лаобин, и при свете огня шесть ступней погрузились в воду. Цай Юйчжэнь заметила, с каким остервенением Ван Цзякуань принялся тереть подошвы, казалось, он собирался избавиться от всех мозолей и натоптышей.
Деревенские стояли на порогах своих домов и провожали взглядами эту троицу, пока та переходила через реку. Факел в руках Ван Цзякуаня напоминал блуждающий фосфорический огонь, который безмолвно в одиночестве перемещался на противоположный берег. Церемония переезда завершилась, когда вспыхнул новый очаг. Соседи, прожившие вместе с Ван Лаобином не один десяток лет, наблюдали, как из деревни уходит тот, кто прежде всегда был рядом.
Как-то
