рубль, Хамон вспомнил, о необходимости заехать к отцу. Эта мысль подпортила ему настроение. Он был совсем не против встречи с отцом, но получалось, что встречаться с ним он будет ради денег. Это было, как-то неправильно, неприятно. Он знал, что просить не придется, что отец даст сам, и все равно, что-то тут было нехорошее.
– Надо найти какой-то заработок. – сказал он – Задолбало постоянное безденежье!
– Киса, для чего вам деньги? Вы же старый, вы скоро умрете! – немедленно ответил ему Кала-Бельды.
– Да ну тебя, нафиг! – Хамону хотелось, чтобы друг серьезно отнесся к его проблеме – Не могу я постоянно деньги брать у отца! Зарабатывают же люди как-то. Вон фарцуют многие.
– Из тебя фарцовщик, извини, как из меня балерина!
– Это почему?! – вскинулся Хамон.
Вскинуться – то он вскинулся, но в глубине души, отлично понимал – его друг совершенно прав.
– Потому, что ты стесняешься спросить у прохожего сколько времени! А тут не время спросить надо, а… Да сам ты все понимаешь!
– Ну, может ты и прав. Ну, грузчиком пойду, на хладокомбинат. Там, говорят, за ночь платят десять рублей.
– Знаешь, Хамон, ты иногда забавный!
– Блин! Да, чего ты тут забавного-то увидел?!
Кола Бельды ничего не ответил. Он стоял, прислонившись спиной к стеклу вагонной двери, надпись на которой предписывала: «Не прислоняться» и смотрел куда-то через плечо друга, а по лицу его блуждала хорошо знакомая Хамону туманная, ироничная улыбка.
– Какой страшный, огромный, разноцветный паук! – вдруг сказал он.
– Что?! – побледневший Хамон резко обернулся. Он до паники боялся пауков вообще, а уж огромных, разноцветных!
– Схема метро – невозмутимо пояснил Кола Бельды – Она похожа на огромного паука!
Кола Бельды, вообще имел некий своеобразный дар. Он замечал страшное и нелепое, там, где никто другой ничего особенного не видел. Так, однажды, глядя на политическую карту Евразии, он вдруг выдал, что Китай, будто клешней охватывает Монголию, а Советский Союз, в свою очередь, точно так же охватывает Китай. Хамон повнимательнее взглянул на тысячу раз виденную карту и понял, что это именно так и есть!
Подобные вещи, Кола Бельды замечал на каждом шагу. Он не делал из них никаких выводов, просто отмечал и будто складывал в копилку. Спустя годы, когда он стал достаточно известным художником, это нашло отражение в его работах.
На «Комсомольской», как обычно, набился полный вагон народу и друзей затиснули, заплющили в самый дальний угол. Разговор их прекратился сам собой.
«Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция Лермонтовская». Поезд загрохотал по черному тоннелю, а Хамону представились вдруг горы Кавказа. Он был однажды в тех краях, видел двуглавый, заснеженный Эльбрус и легко на образ реальных гор наложился в его воображении портрет Лермонтова из кабинета литературы в школе. «Погиб поэт – невольник чести!».
Лермонтов.
