и даже жестоко по отношению к работодателям и всей российской бирже труда. Имей он к ним хоть каплю жалости или уважения, и его рука тут же потянулась бы к клавиатуре, и быстрые пальцы, забегав по ней, описали бы кандидата столь идеального, что телефон разорвался бы от звонков. Непростительным было и бездействие его матери, которая раньше срока упала духом и в захлестнувшем её вдруг злом отчаянии поклялась более ни единым словом не напоминать Алексею о необходимости найти работу. Жили они вдвоем, отец Алексея бросил их ещё до рождения сына, и мать вырастила его одна. Удивительно, но во всем многотысячном, огромном городе даже и по прошествии времени не нашлось никого, кто захотел бы провести свою жизнь именно с ней. Так, в панельной высотке на самом краю Ховринского района, с сыном, беззаботно перешагнувшим уже тот возраст, когда детьми – случается, что – подаются какие-либо первые, хотя и призрачные еще, надежды, примирившись, казалось, в какой-то момент с целым мирозданием, жила Ольга Александровна, мать Алексея, работая бухгалтером уже двадцатый год.
Иногда Алексею становилось жаль её, и что-то, похожее на стыд, просыпалось в нем, грозясь усилиться и этим подтолкнуть мысль к новым, пугающим горизонтам, – но обладающие сверхъестественными способностями Гусь и Шаман появлялись в дверях именно в этот момент, наполняя гулкий подъезд смехом столь беззаботным, что у любых тяжелых и неприятных размышлений не оставалось ни единого шанса.
Недолгое мимолетное ощущение странного беспокойства, вызванное, казалось, появлением Лизы и охватившее Алексея в начале весны, было забыто тогда же, легко и быстро, и более о себе не напоминало. Наоборот, жить стало проще и веселее именно в обществе этой же самой Лизы, которая, хотя и не появлялась в дверях с громким хохотом, как делал Гусь, но и ни словом, ни взглядом не пыталась направить ход Лёшиной мысли к неприятным раздражающим вопросам.
В сознании Лизы они не соединились ещё с её собственными, которые возникали в тот год один за другим, десятками, сотнями, и не находили разрешения. Медленно текущая осень, позволяющая некоторое время ещё пребывать в состоянии некоей потерянности, рассеянности, постепенно переходила в зиму, а зима уже ясно требовала собранности, стойкости и продуманных действий.
Нависла невыносимая необходимость принимать решения вполне судьбоносные, и это только пугало, лишая сил, а отнюдь не вдохновляло на подвиги. Для детей неожиданно и удивительно быстро, как это всегда и бывает, наступило утро после праздничной ночи. Они вдруг очнулись от чьего-то крика им в самое ухо, вздрогнули, оглянулись и обнаружили себя посреди перевернутой вверх дном комнаты, которую следовало теперь убирать, и, вглядываясь в неясное будущее, они чувствовали, что нескоро им следует ожидать новых праздников. Перспектива не только безрадостная, но и пугающая не на шутку – кто-то
