занятие. Мои идеи, что-то помимо его содействий найти, воспринимались ею не на ура.
Однако я видел, из всего предыдущего опыта нашего общения, что он не намерен особо обращать внимания на нас, на меня, мои проблемы и старания их решить. В принципе, понимала это и мама, но очень не хотела в это верить, очень хотела, чтобы всё было по-другому, «по-хорошему», чтобы все друг другу помогали. Как я понимаю, он это истолковывал в том превратном смысле, что «сынка надо пристроить». Такое отношение он всячески презирал, молчаливо, в основном, чем ещё более раздразнивал мои (а по большому счёту и её тоже) подозрения и сомнения относительно идей «работы» у него.
Как-то на мой «наивный» вопрос о том, что я вот думаю подыскать какую-нибудь работу, он ответил вопросом о том, сколько же я хотел бы зарабатывать, и услышав ответ, продолжил следующим вопросом, о том, сумею ли я потратить эти деньги. Я ответил тогда, что сумею. «Новый русский» родственник в ответ хмыкнул, промолчал, и продолжил просмотр телепрограммы. С этого момента мне было уже окончательно ясно, что с ним никакой удачи не видать. Пожалуй, что никогда.
Такой поворот дела вызвал очередной приступ злости против этого состоятельного и состоявшегося в той жизни человека, который я, конечно же, по молодости лет и природной скромности не высказал ему. Может быть, это было не правильно? Родителям я тогда не рассказывал ничего о нашем весьма прохладном разговоре. Стал самостоятельно изыскивать объявления в газетах и, где возможно, о вариантах работы. Это вызвало, разумеется, у родителей моих непонимание и расспросы на тему того, почему я не хочу у родственника работать. Не помню уже, что я ответил, наверное, что с его слов работы у него для меня нет. Это, конечно, в очередной раз расстроило маму, отец, как водится, не знал, что и сказать, как-то за таким безвыходным молчанием этот разговор и закончился.
Я остался на пару недель жить в общежитии. Пока новорусский родственник был во Владивостоке. Как-то он меня подбросил на машине до общежития, поинтересовался, где я намерен жить, я ему сказал, что пока что в общежитии. Он ответил, что в его время, когда он жил в этом же общежитии, оно на лето закрывалось на ключ, и никто там не жил. Я ему сказал, что сейчас времена другие, у меня есть возможность там остаться.
В общем, как-то я перекантовался те две недели там. Взял себе вторым «нелегалом» Ивана Калиниченко, студента с Сахалина, который учился в Питере, проездом был во Владике, и по знакомству нашему общему с одним сахалинцем попросился на несколько дней там остановиться. На ночь мы закрывали дверь на ключ и старались не попадаться на глаза «операм» – студентам охраны общежития, а также менту, жившему там, Игорю Шамову.
Тогда мы с ним ещё не были толком знакомы. А он пришёл целенаправленно проверить нашу комнату в тот вечер. И чёрт его знает почему, может быть, он пригрозил, что так или иначе дверь откроет ключом-вездеходом, но мы
