вились тени: большие и маленькие. Цыгане веселились… Из темноты вышел Ефрем.
– Какой дорогой гость!.. Ромалы, встречайте Соломона Давидовича! Хлебом-солью, да зеленым вином!
Но Соломон движением руки остановил его:
– Спасибо, друг Ефрем! Но в другой раз!.. Сегодня разговор есть…
Тут Ефрем вгляделся в меня и понял, о чем хочет говорить Соломон.
– Э, еврейский казак!.. А чтой-то глаза мокрые?.. Ну-ка, ну-ка, не журись! Да ничто на земле слез не стоит!.. Правду я говорю, друг? – повернулся он к Соломону. – Эй, ромалы, покормите мальца!..
Они с Соломоном отошли в сторону и о чем-то негромко заговорили. А меня усадили к костру и дали миску с горячим мясом.
– Ешь, ешь, чаворо! – угощала меня молоденькая цыганка. – Мы тебя знаем, каждый день мимо ходим…
А я и так ел. Время-то было голодное, мясом в нашем доме редко-редко пахло, да и выдавалось оно по кусочку. А тут… Я видел, как мужчины подходили с ножом к висящей на суку мясной туше, отрезали по здоровому шмату, надевали его на железные шкворни и медленно крутили над костром. Жарили. А сок с шипением капал на угли… Я еще раз посмотрел на тушу. И еще… Острый ком застрял в горле, я поперхнулся и заплакал.
– Ты что, чаворо! – забеспокоилась цыганка.
– Манька! Манюня! – рыдал я.
– Э, чаворо! Да это же наши барана… – она замялась, – купили! А корова твоя в лесочке пасется. Мы из нее циркачку сделаем! Вместе выступать будем!
Слезы быстро высохли. Теперь я старался услышать, о чем спорили Соломон с Ефремом. А спор становился все горячее. Цыганский король размахивал руками, бил себя в грудь, а Соломон укоризненно качал головой.
– Я ж не украл, не увел, как лошадь! – доносилось до костра. – Они торговались, хуже барышников!
– Кто? Малый?.. – показал Соломон на меня. – Да умом убогий?.. Побойся бога, Ефрем!
Потом они снова долго-долго шептались. Наконец, Ефрем плюнул и махнул рукой. – Только ради тебя, друг!.. Но уж молчи! Где ты слышал, чтобы цыган товар вернул?
– Ты же знаешь брат, за мной не заржавеет!.. – уверял его Соломон. Он достал из кармана пачку денег и стал отслюнявливать бумажки.
– Просто людей жалко, не чужие… А этого, – он кивнул в мою сторону, – и второго, убогого, завтра бери с собой, пусть отрабатывают!.. Шлемазл!
Ефрем свистнул, крикнул что-то цыганское, и из темноты вывели нашу Маньку. Она шла, качая полным выменем, и жалобно мычала.
– Манюня! – прижался я к теплой шее и снова заплакал. Теперь от радости.
Обратный путь был гораздо веселее. Манька спешила домой, и мне приходилось чуть ли не бежать, чтобы не выпустить веревку. Соломон стучал своей деревяшкой рядом и не отставал от меня:
– Где этот телескоп-шмелескоп?
– У Сю… сю… ни… – всхлипывал я, но больше так – для Соломона. Уже у самого дома он сказал:
– Ладно… Со шмелескопом мы еще разберемся… Но деньги
