то следующее утро они будут обязаны начать с завтрака из бумаги, а воздуха им хватит максимум на пару-тройку дней, при условии, что они не будут его «сотрясать». Дыхание уже было неровным, накладывались друг на друга губительные факторы.
Валялся в каюте и «старый наркоман» – не подозревая о том, что сейчас умирает его последний друг на суше. Ваня сидел с закрытыми глазами и молил о спасении, впервые в своей жизни, но оно, к сожалению, не приходило. Все хуже становилось более слабому и еще более худому как хариусу после нереста, Сашке.
Первая ночь прошла крайне спокойно. Спокойствие нарушал лишь усиливающийся со временем ветер. Какая же богатая земля Приморья на всевозможные бухты. Десятки, тысячи их! И названия в основном аутентичные и запоминающиеся. Навигационные огни «Гельвеции» были единственными в здешнем регионе. Ни лодки, снова тишина и чувство приятного одиночества, лишенного надоедливым нахождением среди подобных себе – построенных с металла и дерева собратьев в портах крупных городов.
Идешь себе на полному ходу – и никто не мешает, ни форватера, ни малейшего опасения «сесть» – морское дно здесь, в примерно в пятнадцати морских миль от суши уже достаточно глубокое. Покатые берега постепенно сменяются отлогими.
Ночью прохладно, температурный режим на уровне восьмидвенадцати градусов.
Мирно спят встревоженные барышни, перекачиваются на своих огромных и отрощенных с любовью животах, с одной стороны на вторую, купцы. И тихо умирают мальчишки, загнанные юродивым минотавром в его не имеющий выхода, лабиринт. Да, не остров Крит, но от того не легче, не зная день или ночь, впадая в беспамятство – скорчились от мук физических они, уже без надежды.
Боцман, перед заслуженным сном, решил прогуляться по палубе. Первый день убывающей луны без фонарей освещал всю поверхность, не скрывая от взгляда никаких тайн. Да и быть их не могло. Последние пассажиры покинули палубу еще три часа назад – таким образом пытаясь смягчить приступы морской болезни, а кое-кто, помимо опорожнения, того, что кое-как, но все же съели, думая, что пройдет, в гальюнах, так еще в само море – перекинувшись через бортик. Но это странное дело – особенно для детей.
Вода морская здесь крайне прозрачна, не оскверненная нечистотами, все больше и больше осознается мощь акватории Тихого Океана, как и в целом мировом океане. Мощного, оказывающего гипнотическое влияние на всех, попавших в его цепкие лапы. Чего только не видел боцман в своей жизни – но и он был подвержен, и скорее всего, как и всякий моряк, да, все же не скорее, а наиболее точным образом, этому влиянию – любви к синему цвету во всех его оттенках, от перламутра до темного, чернильно-синего цвета, которым бывает море в штормы и наиболее точно передано на картинах Айвазовского. И его токсичная натура сменялась добротой в глазах и в сердце, когда он, когда ему никто не мешал и ничего не просил и тем более требовал, и он мог наслаждаться своей детской мечтой о море. Моряки – это в большинстве свое фанатические
