на экскурсию по каналам на маленьком катерочке (въехали на Мойку – ливануло страшенно, с холодным ветром; выключили ливень только на канале Грибоедова; экскурсоводу, пожилой даме университетского вида в ажурной шляпке, и мотористу в лёгкой рубашечке – хоть бы хны; привычные).
Проезжаем под Кокушкиным мостом; дама-гид говорит: «А вот знаменитый Кокушкин мост, именно о нём написал Пушкин: «Вот, перешед чрез мост Кокушкин, опёршись локтем о гранит…» Тут Андрюша захихикал, ибо ровно накануне я ему рассказывал, чем именно Пушкин опёрся о гранит; дама-гид поглядела на Андрюшу понимающе и с некоторым заговорщицким уважением.
«Платон мне друг, но истина дороже»…
Думаю, совершенно нехристианское высказывание.
«Кто положит душу свою за други своя» – сказал как раз Тот, Кто был Истина.
(Это по поводу всяких партий и течений церковных, как правых, так и левых).
«…плоды этого дерева хороши, кажутся вкусными, радуют взор и вожделенны они, потому что мудростью и знанием наделяют отведавшего их…» (Быт. 3, 6)
Думаю, здесь – в начале грехопадения – начало наркотической зависимости человека от вещества.
«В веществе есть то, чего нет во мне и что восполняет меня и даёт мне жизнь»…
Забвение того, что в человеке есть ВСЁ (но только тогда, когда он сам – с Богом).
И трагическая неудача достичь искомой полноты себя – без Бога, самостно.
(Флоренский писал про то, что все изобретения человека – попытки восполнить неполноту его органов: зрения, осязания и проч.)
Подумалось…
Когда идёт речь, более ли любить Бога или кого-то ближнего (цитаты из НЗ можно не приводить, я их знаю, не про то речь…) – вспоминаю вопрос, задаваемый ребёнку: «А ты кого больше любишь, маму или папу?»
Вопрос совершенно бесовский.
– Где же был Бог, когда творилось непредставимое, когда евреев жгли в печи Холокоста?
– С ними в печи и был…
– В печи?!. Люди – сожгли Бога в печи?! Разве это может быть?
– Почему же нет… Люди в этом отношении изобретательны и неутомимы… Могут Бога унизить, предать, высмеять, могут гвоздями на кресте приколотить… могут и в печи сжечь.
– Так как же после этого – верить, как жить?
– Наверное, задаться другим вопросом, более, на мой взгляд, важным: сожгли-то сожгли – а вот сгорел Он там или нет?
Как Бог даст…
Вообще, всё в мире – настоящее – тайна, как ни крути.
И нашим прокрустовым ложам умозаключений не поддаётся… и это хорошо.
Виктор Петрович Астафьев, вспоминая о своей дружбе с Рубцовым, о неприкаянной жизни и трагической смерти поэта, рассказывал, как они с женой пытались Рубцова пригреть, остепенить, помочь…
Астафьев говорит с горечью, что, чтобы выжить, нужна бы была Рубцову такая жена, как астафьевская Марья…
И слова
